В середине лета я уехал на Волгу, в те знаменитые левитановские места, где еще недавно под высокими и лесистыми берегами золотились просторные отмели. Теперь пески лежали глубоко под водой. Горьковская ГЭС подняла Волгу, и река, разливаясь, текла в этих местах медленно и лениво. Когда дул низовой ветер, течение совсем замирало, у берегов полосами зацветала ряска. Но на середине вода оставалась чистой, волны нехотя покачивали лодку. С реки были видны старинный городок, прижатый к воде обрывистыми холмами, широкое, приземистое зернохранилище, окруженное пыльными грузовиками, одноэтажные домики с антеннами, тропинки на травянистых откосах, деревянная пристань и новая дамба, закрывшая городок от высоких паводков. А на самой окраине прятался в зелени наш дом отдыха.

Если дул низовой ветер, можно было поставить в лодке упругую ветвь какого - нибудь пышного дерева, и тогда лодка сама шла против течения - мимо топкого берега, заболоченного родниками, мимо красного бакена - мигалки и березовой рощи. Потом городок исчезал за поворотом, и, если ветер не менялся, лодка шла напрямик к дальнему мысу. Там, на песчаном невысоком обрыве, прошитом узловатыми корнями, росли невесть кем посаженные сибирские кедры и было очень тихо и солнечно.

В первые дни я уплывал к кедрам один и лежал на траве, стараясь ни о чем не думать, потом гнал лодку обратно частыми ударами весел, обедал уже в опустевшей столовой, а к вечеру снова уходил к реке и смотрел, как гаснут в воде последние искры яркого заката. Ночь затушевывала очертания берегов. Только на обрыве был еще долго виден силуэт старого дерева, врезанный в безоблачное небо. Над рекой загорались чистые голубоватые звезды. В этой тишине и одиночестве забывалась томительная городская зима - пропахшие табаком кабинеты, переполненные троллейбусы, долгие заседания и споры, толкучки в кино.

Я был рад даже тому, что почти не видел своего соседа по комнате, художника Агафонова, немолодого человека с аккуратной бородкой, говорившего с мягким оканьем, по - уральски. Его лоб был покрыт резкими морщинами, но глаза остались удивительно светлыми и непотускневшими, как у ребенка, - с четко очерченными темными зрачками. Он вставал на рассвете и тотчас уходил с этюдником, а спать ложился рано, как только угасал за Волгой закат. Возвращаясь к ночи в комнату, я слышал в темноте его сонное посапывание, а когда просыпался, Агафонова уже не было. Одеваясь, я рассматривал его этюды. Они висели на стенах, небрежно приколотые кнопками, стояли на окне, на тумбочке, даже на полу: утренний туман на лугах; березка в поле - одинокая и грациозная; вихрастый мальчишка в лодке; грузовик с зерном на пыльной дороге; домик с темными резными наличниками; ручей в овраге, заросшем бузиной; грозовые облака над лесом; баржа у берега.

Я не увлекался живописью и мало понимал в ней. Впервые мне довелось увидеть этюды не в выставочном зале, а вот здесь, у Агафонова, в ясные утренние минуты. Меня поразила похожесть этих рисунков. С удивлением я узнал на полотне знакомый мыс и кедры с красноватой корой, вцепившиеся корнями в песчаный обрыв. Вода была на рисунке именно того блекло - зеленого цвета, какой бывает у обрыва под кедрами в солнечный полдень. Я узнал и баржу, стоявшую у берега напротив наших окон. Я много раз проходил мимо нее по скрипящей гальке, но только теперь, на рисунке, рассмотрел ее крутой борт, покрытый масляными пятнами, смоляные подтеки в пазах и трос, провисший до самой воды.

Однажды я заметил новый этюд, написанный Агафоновым накануне: девушка с родинкой на щеке сидела в траве, щурясь от солнца. На ней было простенькое платьице с маленьким белым голубем на груди. Я отложил рисунок и забыл о нем. Но на другое утро увидел новый этюд Агафонова, на нем опять была эта девушка с родинкой. Она сидела на берегу пруда, словно Аленушка из сказки, - мягкая и застенчивая. У нее были серые, затененные ресницами глаза с золотистой искоркой в больших зрачках. Я долго стоял перед этим маленьким портретом. А вечером, войдя в нашу комнату и тихо прикрыв дверь, не услышал в темноте сонного дыхания своего соседа. Его не было, и я подумал, что в этом виновата девушка с серыми глазами. Днем я уже видел ее на берегу вместе с Агафоновым и какой - то высокой девицей в цветастом сарафане. В лице и худощавой фигурке «Аленушки» не было ничего необычного. Простая девчонка с серыми глазами. Мне было досадно, что Агафонов на этот раз так ошибся в похожести, и я пришел к заключению, что художники - все же неисправимые фантазеры и частенько рисуют не так, как бывает в жизни. Нет, в жизни она ничуть не похожа на сказочную Аленушку. Но почему - то я долго не мог отойти от портрета.

Утром я опять увидел эту девушку. Плыл к кедрам в лодке и увидел. Она сидела на камне у самого берега. Рядом стоял с этюдником Агафонов и рисовал ее. Девица в цветастом сарафане бродила босиком по мелководью. Агафонов заметил меня и помахал рукой. Девица в сарафане закричала:

- Плывите сюда - а - а! Возьмите нас!

Девушка с родинкой не обернулась. Может быть, только краем глаза она взглянула в мою сторону. Подплывая к берегу, я думал о ней, хотя был убежден, что не стоит о ней думать; в памяти упорно всплывали серые глаза с золотистой искрой...

Лодка с разбегу заскрипела днищем по гальке. Девушка обернулась, и я увидел ее веснушки и родинку на щеке.

- А, это вы, Робинзон, - сказала она, улыбнувшись.

- Вас все называют Робинзоном, - лукаво пояснила девица в сарафане. - Вы с утра удираете на лодке. Говорят, что вы живете в лесу и питаетесь ящерицами.

- Людмила, не болтайте, - сказал Агафонов. - Просто человеку хочется побыть одному.

- У него была несчастная любовь, и он до сих пор переживает! - хохотала девица.

- Люда, сейчас же перестань! - с улыбкой потребовала девушка.

- Не перестану, хочу в джунгли. Робинзон, отвезите нас на свой остров!

- Не придумывайте, мне надо дописать! - сердито сказал Агафонов.

- Там допишете! - крикнула Людмила, прыгая в мою лодку. - Лиза, плывем к Робинзону!

- А там хорошо? - вдруг спросила Лиза.

- Ничего особенного, я там был, - пробурчал Агафонов.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.