Мы посмотрели фильм и мало что поняли. Лишь Магуа был встревожен. Щеки его раскраснелись, а в глазах светился какой - то новый, странный огонек, какое - то необычное упорство.

Он казался очарованным.

- Видели?.. Ты тоже видел? - спрашивал он, заглядывая каждому в лицо, и взгляд его становился все беспокойнее.

К нам подошел пан Чапуткевич.

- Мадагаскар!... Мадагаскар!... - восторженно шептал он, устремив взгляд на усыпанное звездами небо, и глаза его были полны слез. - Это Мадагаскар, ребята!... Понимаете? Мадагаскар!...

Фрау Берта, во время действия без конца сновавшая между билетной кассой и двумя темными портьерами у входа в зал, сидела теперь на своем высоком стуле, подпирая мокрое от слез лицо маленькими пухлыми кулачками. Репродуктор, передававший в тот день, быть может, впервые за свое существование нечто иное, чем дикие вопли и выстрелы, молчал.

В фильме и речи не было о Мадагаскаре, там рассказывалось об острове Тафоа, затерянном в Тихом океане и населенном мирным туземным племенем - необычайно красивыми людьми какой - то сказочной расы, искусными охотниками, талантливыми певцами и непревзойденными танцорами. На протяжении двух часов никто не стрелял, никто не испускал душераздирающих воплей, никто никого не душил, никто не протягивал в зал четырехметровую лапу с судорожно скрюченными пальцами. Ни одного нищего, ни одного самоубийства, ни одного прыжка из окна шестого этажа. Герои только танцевали, пели, охотились, а двое европейцев, потерпевших крушение и выброшенных на берег вместе с обломками корабля, стали членами счастливого племени.

- Разве это фильм? - в один голос удивлялись братья Рику и Тити Бутой, презрительно кривляясь. - Чепуха!...

Санду Праф и Ликэ растерянно поглядывали то на пана Чапуткевича, который стоял прислонившись к дверям, то на Флоря, грозного Магуа, сидевшего на тротуаре у ног поляка. А мне казалось, что я понял то, что произошло. Наивный сюжет фильма открыл перед нами мир, неведомый жителям квартала св. Пантилимона, необыкновенную жизнь, о которой тайно мечтает каждый человек, мир, где не было бы горя, нужды и злобы, где осуществлялись бы все надежды и чаяния человеческой души... Увиденный в картине остров представлялся Чапуткевичу давно желанным Мадагаскаром, а горбуну Флоря - страной, в которой ему не пришлось бы стать бандитом.

Пан Чапуткевич с тех пор, как у него появился новый фильм, уже совсем не находил себе места. То он принимался уверять нас, что изображаемая в картине страна и есть Мадагаскар, то бросался в спальню своей жены и поспешно укладывал вещи в два чемодана, давно приготовленные для постоянно откладываемого отъезда, то, остановив какого - нибудь прохожего, тащил его за рукав в зрительный зал, даже не спрашивая у него билета...

- Вы видели Мадагаскар? Ведь это Мадагаскар!...

- Мадагаскар, пан Чапуткевич! - поддакивал трактирщик Гогу, поднося ему вечером стакан с вином, зажатый в толстых, красных, как редиска, пальцах. - Сразу видно, что Мадагаскар. Люди там, как ангелы небесные, ходят в чем мать родила и забот никаких не имеют, одним святым духом питаются...

А Флоря к концу недели, когда мы уже перестали играть в эту картину, принял невероятное, роковое решение. Он сказал нам об этом в воскресенье вечером:

- Я еду к индейцам!

Сначала мы рассмеялись. Флоря строго взглянул на нас и повторил с твердостью, не свойственной двенадцатилетнему подростку:

- Еду. Завтра еду к индейцам.

- Мы тоже поедем, - робко проговорил Ликэ.

- Нет, вы оставайтесь. Сначала поеду я, договорюсь, чтобы они приняли нас всех, а потом приеду за вами.

- Ты что, спятил? - спросил Рику.

- Наверняка спятил, - подтвердил Тити Бутой.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.