Познакомился я с Александром Степановичем на строительстве Куйбышевской ГЭС. Он, как автор многочисленных исследований по вопросам электрификации, действительный член Академии наук, не раз бывал и на Ангаре, и на Иртыше, и в Каховке, и в других местах, где создаются новые мощные энергетические базы нашей страны. По каким - то важным вопросам, требовавшим консультации ученого, Александр Степанович прибыл и в Жигули.

В резиновых сапогах и брезентовой куртке о» ходил от одного бетонного блока к другому, не обращая внимания на шипение сварочных аппаратов, рокот бетононасосов и виброхоботов, удары паровых копров и огромные щетинистые узлы арматуры, плывущие по воздуху в клювах высоких кранов.

До сих пор при словах «знаменитый ученый» многие склонны представлять себе этакого почтенного старца в черной академической шапочке. Поэтому я очень удивился, когда начальник участка, знакомя меня с Александром Степановичем, назвал его фамилию.

На вид ему можно было дать не более сорока - сорока пяти лет. Смуглое от загара, обветренное лицо, рабочая кепка, брезентовая куртка делали его похожим скорее на прораба, чем на академика. Александр Степанович мне очень понравился.

Я был искренне обрадован, когда несколько дней спустя после первого знакомства встретил его совсем неожиданно на палубе парохода, с которым возвращался в Куйбышев.

Был вечер. Солнце уже зашло. Отражаясь в спокойной поверхности могучей реки, медленно потухала заря. Мы сели на плетеный диванчик, стоявший на палубе, и долго молча следили за уплывавшими от нас Жигулями. Потом начался разговор о будущем Волги, и я заметил, к слову, что у электрификаторов хорошая профессия.

Он, не отвечая, все смотрел на одинокую звезду, засветившуюся в глубине реки, и, казалось, о чем - то думал.

- Да, профессия хорошая, - проговорил, наконец, Александр Степанович. - Что же касается меня, то всем, что я сделал и делаю, я считаю себя обязанным непосредственно Владимиру Ильичу.

Академик замолчал, но чувствовалось, что он хочет сказать еще что - то важное, и я сидел, не двигаясь, боясь чем - нибудь помешать его раздумью. Наконец он заговорил снова:

- В моей жизни получилось так, что обстоятельства дважды столкнули меня с Ильичем. Был я тогда совсем еще, как говорится, неоперившимся птенцом. Жил у тетушки - солдатской вдовы - в деревне под Москвой. Родители мои умерли от тифа. Голодно было. Мы с приятелем моим тогдашним Андрейкой Сизовым все на огороды бегали в «Экономию», к сторожу дяде Даниле. То ему хворосту для костра наберем, то чем другим поможем.

Однажды дал он нам по кочану капусты. Я скорее домой: «Вот тетушка обрадуется!» Бегу, гляжу: возы стоят на дороге, и тоже с капустой. Думаю: «Еще скажет кто - нибудь, что я кочан стащил», - и скорей шмыг с дороги в кусты.

Гляжу: выходит из - за елочки возчик. В брезентовом плаще нараспашку, с кнутом за голенищем. «Ты что, сорванец, с возов воровать задумал?» Да ко мне. Я зажал кочан подмышкой и что было духу в лес. Он за мной. Схватил за рукав и дернул так, что я упал, выронив капусту.

Но я сразу вскочил, бросился животом на кочан, вцепился, держу и не то реву, не то рычу от боли, обиды, несправедливости.

А возчик тоже, видно, вошел в раж: схватил кнут да как вытянет меня по спине. «Я тебе покажу, - кричит, - как безобразничать!»

Вдруг слышу:

- Это что за экзекуция? Голос гневный, твердый. А тут еще и слово такое незнакомое.

Возчик опешил, выпрямился. Я тоже обернулся, сел. Вижу: стоит человек с ружьем за плечами, видно, охотник. Руки засунуты в карманы брюк. Лоб нахмурен, и глаза такие суровые, словно вся его сила не в ружье и не в руках, а вот в этом взгляде.

- Капусту с воза украл, - еще сердито, но уже как бы оправдываясь, проговорил возчик. - Пустяк вроде, конечно, но тоже ведь нельзя так спускать, учить надо.

Трудно передать, какое горькое чувство охватило меня.

- И вовсе нет! Не крал я! Мне дедушка Данила дал! Спросите кого хотите. Провалиться мне сквозь землю, если не так! - закричал я.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.