Книга оказалась летописной рукописью подосиновской Спасской церкви.
- Тут больше описания, в каком месте какая икона была писана, какой краской. Это вас не интересует, да и меня, к слову, тоже. Как старинный документ храню. Но вот во вступлении есть интересные сведения.
Я начал читать. Некий благочинный, иерей Симеон Петярин, старательной рукой писал о том, что сначала на берегу реки Юг стоял городок, прозываемый Осиновцем. «Есть слухи, - гадает благочинный, - что первая церковь в городке была осиновая. Но сии слухи суть вымысел, ибо осина - греховное дерево. Скорей городок называется Осиновцем не от осиновой церкви, а от больших осин, росших подле оного». После набегов черемис «а другом берегу Юга поставили заставу «на надобном месте с осыпью с одной стороны». И эту заставу назвали «Подосиновец», то есть находящуюся под Осиновец-городком. Позднее Подосиновец стал селом.
Было интересно ворошить старину при свете мигающей лампы, при шелесте куста под теплым ветерком. Но вид Павла Петровича был усталым, маленькие глаза его под очками слипались, наконец, он нам признался, что сегодня сам, хотя ему и восемьдесят один год, сметал стожок сена, и мы торопливо поднялись и стали прощаться.
Вышли на улицу. Село спало под огромной спокойной луной. И нам надо было думать о ночлеге. От предложения Павла Петровича ночевать у него мы отказались, просто побоялись, что уставший старичок начнет беспокоиться ради нас - ставить самовар, стелить постели... Так, где же пристроиться?.. А, да что за беда! Каждый куст к себе пустит!
Мы направились к берегу Юга. Разложили костер.
Я лежал у костра, глядел на луну, на редкие звезды и объяснял непросвещенному в астрономии Анатолию жизнь на планетах: Меркурий - раскаленная плита, на Венере страшная сырость, туманы, неподходящий воздух, на Марсе воздух и хорош, но его слишком мало... Нет лучше во всей Вселенной нашей Земли! И ты неправ, Анатолий: на Земле наш Подосиновский район не из числа убогих. Весь он переплетен синими речками и речушками, леса стоят верхушками под облака... Да пусть бы он был в тысячу раз хуже, и то нельзя оставлять его в покое! Каждый клочок на Земле должен отдавать человеку все, на что он способен, все, что у него есть.
Анатолий мешал в котелке оструганной палочкой, морщился от дыма и на этот раз охотно соглашался со мной во всем, что я говорил.
Спать ушли под стог сена.
Долго гудели комары над ухом. Они налетали партиями - дюжина тонкоголосых, писклявых и один среди них басовитый, матерый. Я долго ждал, когда этот бас сядет мне на лицо, под руку, - то-то бы пришиб надоедливого! И не дождался, уснул.
Если посмотреть на план нашего района, то можно заметить, что все села и деревни расположены вблизи двух рек: Пушмы и Юга. Здесь место густо населенное. Из одной деревни всегда можно увидеть крыши другой. Но район велик, его границы охватывают и большие лесные массивы. Нет, нет, да в самой глубине их - кружок, населенный пункт; тоненькая ниточка тянется от него в сторону деревень. Это починок, соединенный ненадежной лесной дорогой с ближайшей деревней. Таких починков в районе около десятка. Мне и прежде приходилось бывать в некоторых из них. Идешь по дороге, лес вокруг тебя становится все гуще и гуще, все выше и выше, все темней и темней. Изредка сбоку покажутся завалы - огромные сосны, задрав могучие, в лохмотьях ссохшейся земли корни, беспорядочно навалившись друг на друга, переплелись сухими, как окостеневшие руки, сучьями. Удивляешься: в таком месте - и дорога, хоть и узкая, хоть и затянутая травой, но не звериная тропа - людская дорога! И вдруг впереди просвет, поле! Самая настоящая рожь, выращенная руками человека, встречает тебя и приветливо кланяется - в такой-то глуши! А за полем уже виднеются крыши, обычные тесовые деревенские крыши. Вот он, починок - лесная деревня!
Недавно каждый такой починок был отдельным маленьким колхозиком. Теперь, после укрупнения, все они стали бригадами. И есть такие бригады, которые удалены от правления колхоза на двадцать пять километров, а то и больше.
В наши планы входило непременно побывать в одном из таких починков. У перевоза мы увидели попутную подводу, груженную мешками с мукой, с сахарным песком и ящиками.
Повозочный встретил нас, как старых знакомых.
- Мешки-то, ребята, сюда... Вот эдак пристроим, не упадут. И топорик тоже... Для чего ж он вам, маленький такой?.. А-а, вон что, походный! Толкай его, походного, промеж ящиков!
Радушие его нам понятно: на починке месяцами жители видят только своих соседей. Всяк знает про всякого: какие щи тот утром ел, в каком сапоге какой гвоздь торчит. Новые люди, нагрянувшие внезапно, - здесь событие...
Мне нравится ходить глухими лесными проселками.
У каждого такого проселка свой характер, свое настроение.
Если проселок пересекает густой ельник, то дорога темна и мрачновата, невольно приходят в голову грустные мысли. Как бы я в такие минуты счастлив ни был, не могу развеселиться, когда с обеих сторон давит плотная, не пропускающая солнце стена елей.
При соснах чуть веселее. Но если сосновый бор тянется долго, мне почему-то становится чуточку страшновато. Идешь километр за километром, а вокруг тебя стволы, стволы, стволы, однообразные, голые, да сверху течет ровный шум хвои. Безжизненным кажется бор в такие минуты, пустыней.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.