Из чешских и словацких рассказов

- Взять только живьем! - настаивал генерал. - Это очень важно. Приготовьте спасательную команду.

К шести часам вечера из проемов потекла во двор первая струйка воды. В правом углу двора собралась специальная команда, которой поручалось вскрыть подвальную дверь. Осажденные, очевидно, заметили эту команду: длинная автоматная очередь разнеслась по двору.

Нет, подвал и не помышлял о сдаче. Он жил, он боролся!

К вечеру вода уж не вытекала, а вовсю хлестала из проемов. Пять пожарных машин работали в полную мощь...

И вот поздно вечером при холодном свете электричества на камни квадратного дворика солдаты выволокли два трупа... Их было не десять, а всего двое - двое молодых людей, обросших бородами, как старики, и худых, как сама смерть. Кто знает, сколько времени они скрывались по подвалам и чердакам, ежечасно подвергая себя смертельной опасности!

- Покончили самоубийством, - объяснил один из офицеров полковнику.

Полковник поискал глазами капитана и сказал ему:

- План ваш был задуман превосходно, господин капитан. И это не мы, а они виноваты в том, что замысел ваш не удался.

... Старый дом все еще безмолвствовал: он был на осадном положении, пока эти два коммуниста - пусть мертвые - находились во дворе.

2. КЛОЧОК ЗЕМЛИ

Прошел год с тех пор, как Штефан переселился в город и поступил на новый завод. На тридцатом году жизни он сделался слесарем. Работал в огромном цехе, крытом железом и стеклом, где во всем ему помогали машины, совсем новенькие машины. На большинстве из них стояли заводские клейма с надписями: «Свердловск», «Харьков», «Ленинград».

Когда Штефану предоставили отпуск, он поехал не в дом отдыха, а в деревню, в гости к брату. Он с удовольствием думал о плуге, поднимающем пласты свежей земли. Сказать по правде, Штефан соскучился по широким деревенским просторам, полевым цветам и высокому небу. Это был настоящий крестьянин, вскормленный землей и выросший на земле. В деревне почему-то так и не привелось ему жениться, а в городе еще не успел. Городские девушки не очень нравились ему. Они были, по мнению Штефана, чересчур умными и слишком воображали о себе. Во всяком случае, едучи в деревню, Штефан мечтал о какой-нибудь Маринке или Анке, и, кто знает, не в этот ли приезд решится его судьба?..

С братом Михалем он всегда был дружен. Мысли у обоих братьев текли в одном и том же направлении: как бы получше вспахать землю-матушку, как бы поскорее засеять ее и поскорее убрать урожай осенью. Вся семья Михаля была одержима одной этой заботой, и все думы только о земле.

Приехал Штефан вечером, а рано утром вышел в поле вместе с братом.

Пахло весной. Небо тоже было весеннее - теплое, без облаков. Почки на каштанах, что выстроились вдоль дороги, уже набухли. От земли поднимался пряный запах, точно от пирога, подрумянившегося в духовке.

Участок Михаля лежал на горбатой местности. Он был длинный-предлинный, этот зеленый лоскут земли.

Слева от участка уже были проведены первые борозды - жирные и глубокие. А направо лежал тоже длинный-предлинный лоскут, пока что нетронутый, обнесенный глубокой канавой - межой. Это был чужой участок, соседский.

Михаль не терял ни минуты, живо запряг в старенький плуг здоровенных коней. Штефан снял куртку и по привычке поплевал на ладони.

- Кто-то старается с самого рассвета, - сказал Штефан, кивая на вывороченные рядом пласты.

- Всё они, - ответил Михаль. Михаль, казалось, похудел за год. Глаза его потускнели и еще глубже запали в орбиты. Эти перемены Михаль объяснил так: «Время идет - все мы стареем», и еще добавил: «Ну и заботы, конечно». Он так и не сказал, какие именно заботы гложут крестьянское сердце. Однако Штефану было ясно, что с братом творится неладное. И было что-то особенное в его голосе, когда Михаль произнес: «Всё они».