Еще не высохли мостовые после короткого осеннего дождя, еще не прояснилось небо, а на улицах, в метро, на платформах пригородных поездов давно уже людно и шумно. В эти утренние часы всюду много молодежи, особенно много студентов, которые любят совершать ежедневный путь не в одиночку, а непременно «всей компанией». То ли встретились по уговору на перекрестке, то ли вышли одновременно из ворот общежития, то ли сели в 8.00, как условились, в третий от конца вагон, - но уж так заведено: непременно вместе, группой, чуть ли не целым курсом.
И каждый раз, встречая их утром, столь заметных в людском потоке, думаешь с оттенком хорошей зависти: «Счастливые студенческие годы...»
Да, годы поистине счастливые!
Счастливые потому, что твоя детская и школьная мечта - стать врачом, агрономом, артистом, мечта растить сады и леса, учить детей, строить новый город - приобретает реальные очертания. Тебе дано право учиться, только учиться в течение четырех, пяти, шести лет! Счастливые потому, что в юности гораздо легче избавиться от таких «опасных спутников», как лень, эгоизм, безволие. Счастливые потому, что именно в эту пору особенно крепко, на всю жизнь можно воспитать в себе наиболее ценные качества советского человека, обрести выдержку, упорство, умение трудиться. Недаром говорят садоводы, что к прививкам наиболее восприимчиво молодое деревцо...
И как обидно, что у какой - то части студентов много часов, дней, месяцев проходит без пользы, вне перспективы будущей профессии. Отсидеть положенные часы в аудитории, наспех пролистать чужие конспекты, прочитать «в ускоренном темпе» книги накануне зачета - как бедна, бессодержательна жизнь этих «формальных» студентов, постепенно привыкающих довольствоваться минимумом, делать все кое - как!
Но не о них, с молоду утративших лучшие черты молодости, будет идти речь. Хочется поговорить о людях способных, неглупых и честных, о людях с хорошими задатками и большими мечтами, о тех, кому безволие, неумение доводить дело до конца мешают полностью развернуть свои силы, проявить свои способности и таланты, осуществить свою мечту.
Прошлой осенью на первый курс одного из московских вузов был принят молодой человек двадцати двух лет. Принят в числе пятнадцати, прошедших огромный конкурс. Он набрал 25 очков из 25. Юноша не был похож на усердного школьника, который добросовестно выучил и пересказал учебник. Напротив, экзаменаторы с чувством удовлетворения и даже некоторой гордости отметили самостоятельные, зрелые и, не побоимся сказать, талантливые ответы поступающего.
Так началась студенческая жизнь Алексея Колоколова. Высокий, худой, очень смуглый, на занятия он явился в куртке с карманами, набитыми карандашами, блокнотами и кусочками розового камня, привезенного откуда - то с Амура. Исходив с геологами уссурийские дебри, Колоколов мечтал написать книгу о тех местах. Он горячо рассказывал новым друзьям о жизни ночного леса, о речке Шахерезаде, которой сам придумал название. В научном студенческом обществе его привлекли сразу два кружка, и, в то время как другие первокурсники еще блуждали в поисках темы, он сумел четко обосновать проблематику и направленность своей будущей научной работы.
А менее чем через год, сразу после весенних экзаменов, Колоколов был отчислен из института. Отчислен как «неуспевающий», поскольку получил две «двойки» и «незачет».
Люди, которых в жизни учебного заведения интересуют лишь цифры, по - своему объяснили случившееся. «Виновата приемная комиссия! - твердили они. - Допущена ошибка при наборе!» Но вывод этот далек от истины. Колоколов был и остался человеком умным и одаренным. У него завидная память, он самостоятелен в суждениях, логичен в споре... Нет, причины, решившие его судьбу, серьезней, чем кажется тем, кто судит о человеке по цифрам и бумагам.
Самое характерное в недолгой студенческой жизни Колоколова было, пожалуй, то, что он вызывал о себе самые крайние суждения. Им либо восхищались, либо возмущались. То он явится на семинар с кипой мелко исписанных листков и в течение двух часов говорит, говорит - умно, интересно, хотя во многом и спорно. А то исчезнет вовсе, неделями не ходит на занятия. В деканате пробовали выяснить причины пропусков, но Колоколов обезоруживал всех признаниями такого рода: «не был по легкомыслию», «причина неуважительная». Этим ответам, столь непривычным в стенах деканата, разумеется, не верили, считали их рисовкой. Но никому не пришло в голову, что они правдивы, что у человека попросту нет воли, нет умения заставить себя работать систематически, изо дня в день. А в действительности дело обстояло именно так.
Сколько раз обитатель комнаты № 26 студенческого общежития засыпал с благим намерением - проснуться пораньше и сесть за учебники или заняться наконец литературной обработкой дальневосточного дневника. Но... наступало утро, вставать не хотелось, а перебороть лень не хватало сил. И так каждый раз: с вечера - клятвенные обещания самому себе, что «завтра уж непременно встану пораньше и начну жить по - новому», а утром - сон, апатия, попусту растраченное время.
Так переносились «на завтра» неотложные дела, копились неоконченные конспекты, недочитанные статьи, недописанные курсовые доклады, невыполненные обещания... Сколько драгоценных часов прошло впустую, сколько дней оказались прожитыми без пользы, сколько месяцев было потеряно! И самое обидное, что на пустяки всегда находилось время, а нужные, важные дела так и не двигались с места.
Можно ли было сказать о Колоколове, что он ленив и нелюбопытен, что он не любит избранную специальность? Нет, ни в коем случае нет!
Но, странное дело, он мог работать только «залпом»: одолеть за час целую книгу, написать в один присест доклад. «Залпом» готовился он и к экзаменам, отводя на чтение огромной стопки книг, пылившихся на подоконнике с первого сентября, последние двенадцать часов перед сдачей экзамена. И, как нарочно, его спрашивали именно о том, на что не хватило этой «единственной» ночи.
Если бы Колоколов занимался спортом, может статься, он раз или два занял бы хорошее место в состязаниях. Легче всего представить себе его бегущим на короткую дистанцию, рванувшимся вперед, почти на одном дыхании преодолевшим расстояние до ленточки. Спору нет, хорошие природные данные - завидное богатство. Но на экспромте, на случайном успехе далеко не уедешь. Нужны будничная, систематическая работа, умение терпеливо осваивать науку. Нужны воля, собранность, усидчивость. А без этого мечта никогда не станет реальностью.
А вот история некоей Лидочки, на первый взгляд, ничего общего не имеющая с историей Колоколова.
Бывают люди, которых трудно назвать Анатолий или Лидия, непременно скажешь: Толечка, Лидочка. Уменьшительно - ласкательные обороты удивительно вяжутся со всем их обликом...
Лидочка учится на втором курсе. Девушка она скромная, добросовестная и на редкость славная. Наука дается Лидочке легко, чертежи, сделанные ею, - образец точности и аккуратности. Если нужна помощь отстающему, если болен кто - либо из товарищей, Лидочка тут как тут. Она и в больницу наведается, и конспекты свои даст - на все у нее хватит и времени и души.
За этот «человеческий талант» особенно полюбили Лидочку на курсе, и, когда выбирали комсорга, все, не сговариваясь, назвали ее фамилию. С этого и начались «муки» Лидочки.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.