... Не первый раз переступаешь порог этой комнаты, испытывая одно и то же чувство: гордость за человека, который жил и творил здесь.

Он приехал сюда, на улицу Горького, в дом № 14 (тогда № 40), в декабре 1935 года. Стояли морозы, и Островского перевезли с вокзала в специально утепленной санитарной машине. Здесь он возобновил работу над романом «Рожденные бурей», прерванную было ожесточенным приступом болезни. Отсюда, из московской квартиры, незримо поднимался он на трибуну IX Всеукраинского съезда комсомола. Крылатые его слова облетели страну и мир:

«... Мужество рождается в борьбе. Мужество воспитывается изо дня в день в упорном сопротивлении трудностям. И девиз нашей молодежи - это мужество, это упорство, это настойчивость, это преодоление всех препятствий».

Сюда к нему устремлялся нескончаемый «человеческий конвейер»...

Все здесь тебе хорошо знакомо.

В комнате полумрак. Застекленная дверь, выходящая на улицу Горького, завешена тяжелыми шторами. Горит единственная настенная электрическая лампочка, прикрытая красной материей. У левой стены - кровать. Над ней - портрет В. И. Ленина... Рядом с кроватью небольшой столик, за которым на пишущей машинке записывались под его диктовку «Рожденные бурей»...

Кажется, что сейчас навстречу тебе донесется приветливый, глуховатый и молодой голос хозяина; он поздоровается с тобой, попросит сесть рядом, протянет кисть руки - только кисти рук с трудом подчинялись ему, сохраняя слабую подвижность, - и, пожав твою руку, не выпустит ее уже до конца встречи.

... Островский лежит в постели, наполовину закрытый одеялом, худой; обострившееся, подвижное лицо одухотворено - такие лица бывают у людей, много и сосредоточенно думающих. Оно буквально светится мыслью, отражает ее движение. Глубоко впавшие глава широко открыты, и тебе кажется, что они живут, видят, чувствуют. На нем военная гимнастерка. На груди - орден Ленина.

По тому, как крепко удерживает он твою руку, как нервно то и дело ее пожимает, ты догадываешься, что твоя рука словно приближает тебя к его внутреннему зрению, помогает ему разглядеть тебя.

Чем дольше длится беседа, тем все больше и больше ты забываешь, что сидишь у постели человека, сраженного тяжким недугом.

«Впечатление, которое произвел на меня Островский, - вспоминал один из его друзей, Матэ Залка, он же впоследствии боевой генерал Лукач, - можно назвать резко контрастным. И, главным образом, оно было ободряющим. То, что Николай лежит, что он разбит, не видит и т. д., - это все внешнее.

Сущность: это - силач, доблестный парень, боец. Да, в нем все еще чувствуется красноармеец. Он чувствует себя в рядах... и он в рядах, даже передовых. А то, что он физически таков, кажется ерундой, атрибутом, даже страшноватым, но преодолимым, временным и, безусловно, не окончательным».

Впечатление это абсолютно верное. Он говорит: «Когда я закрываю глаза...» И ты не думаешь о том, что его глаза уже закрыты много лет. Он говорит: «Я читаю», «я пишу», «я готовлюсь к выступлению на съезде». И ты воспринимаешь все это как нечто естественное, обычное. Слепой, он зорче многих зрячих; неподвижный, он подвижнее многих физически крепких людей; тяжело больной, он излучает столько тепла, энергии, что тебе, вполне здоровому, становится стыдно за себя, за то, что ты живешь не в полную меру своих сил и возможностей... Острее и полнее постигаешь ты смысл и значение жизни и учишься умению жить достойно. Ты меряешь себя его мерой:

«Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества».

Осмысливая эти страстные, глубоко патриотические слова, ты заново пересматриваешь и переоцениваешь все тобой сделанное; хочется жить содержательнее, ответственнее. Тебе многое открывается именно тут, у постели живого Корчагина.

Островский говорит: самое опасное для человека - не его болезни. Слепота страшна, но и ее можно преодолеть. Куда опаснее другое: лень, обыкновенная человеческая лень. Вот когда человек не испытывает потребности в труде, корда он внутренне опустошен, когда, ложась спать, он не может ответить на простой вопрос: «Что сделано за день?» - тогда действительно опасно и страшно. Нужно срочно собирать консилиум друзей и спасать человека, так как он гибнет. Ну, а если потребность в труде не потеряна и человек, несмотря ни на что, ни на какие трудности и препятствия, продолжает трудиться, он нормальный рабочий человек, можно считать, что с ним все в порядке.

«Человек становится человеком, если он собран вокруг какой - либо настоящей идеи, - подчеркивает Островский. - Тогда человек живет не по частям: брюхом, печенью... а целым. С этого, собственно, и начинается человек. Этим он и силен... Есть одна великая идея, которая не только одного человека, а целые народы может сделать богатырями. Это великая идея коммунизма, борьба за народное счастье...»

За всеми этими словами стоит жизнь. Островского, они подтверждены ею. Слово никогда не расходилось у него с делом. Чем глубже проникала в него и овладевала им великая идея народного счастья, тем более становился он Человеком.

Пятнадцатилетним подростком участвовал комсомолец Николай Островский в гражданской войне, сражался в рядах бригады Котовского и Первой Конной армии, защищал молодую Советскую республику от злодейских покушений ее врагов. В жестоких боях пролил он свою кровь. Затем, после окончания гражданской войны, так же героически участвовал в мирном строительстве: восстанавливал железнодорожные мастерские, строил узкоколейку, вместе со своим народом налаживал разрушенное войной хозяйство. Со свойственным ему энтузиазмом относился он к своей комсомольской работе в Берездовском и Изяславльском районах.

«Кто не горит, тот коптит. Это - закон. Да здравствует пламя жизни!» - восклицал Островский и со всем пылом юной души отдавался любому делу, которое ему поручала партия.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.