Лонгина

«Хорошо, хоть не дала телеграмму маме или Лильке, - думала она. - Целоваться на вокзале с матерью или подругой, как старая дева! Лучше уж вообще ни с кем...»

... В камере хранения матрос поставил чемодан на пол и спокойно спросил:

- Все?

Теперь он не выглядел таким простоватым и неловким, как раньше. Немного смутившись, Лина стала благодарить, но он сказал: «Не стоит благодарности» - и, вежливо козырнув, ушел.

Лина спустилась в метро. Не произошло ничего особенного, и все - таки настроение было испорчено. А тут еще вспомнились мамины слова: «Делай как хочешь, ты уже взрослый человек, но я считаю, что Алексей Федорович - это вполне приличный вариант».

В конце концов она решила идти к Алексею Федоровичу, не заходя к маме, и со злорадством думала, как, придя домой, расскажет все новости, а потом небрежно, как о деле давно решенном, сообщит, что выходит замуж, и как мама будет испугана и шокирована: «Лина! Не посоветовавшись с матерью...», - а она ответит «Слишком мало времени. Не могла же я разорваться на части! Мне ведь приходится самой думать о себе...»

Лина почти успокоилась, а когда, поднимаясь в лифте на пятый этаж нового дома, представила себе мамино лицо, даже развеселилась.

Но перед самой дверью она вдруг заколебалась: почему - то вспомнился парень в серой кепке, которого она приняла за Виктора, и Виктор.

Несколько минут она в нерешительности постояла на площадке, но потом успокоила себя тем, что Виктор пока все равно в Ярославле, а дальше... Дальше будет видно.

Дверь открыла худенькая старушка с простым лицом и добрыми глазами.

- Алексей Федорович у себя? - спросила Лина.

- Лешеньки нету дома. - Голос у старушки был тихий и ласковый. - Да вы пройдите, он скоро...

Лина вошла в квартиру. Она однажды была здесь, но мельком, и прежнее поверхностное впечатление ее теперь не удовлетворяло.

Она прошла в столовую - светлую комнату, крашенную под дуб. В ней стоял большой прямоугольный стол, покрытый белой скатертью, буфет, несколько стульев. Одну из стен почти целиком занимал громоздкий кожаный диван - такие стоят в залах ожидания. Над диваном висели фотографии родственников: скромно поджав губы, глядели из гладких рамок сморщенные тетушки, бородатые деды. Алексей Федорович был из простой семьи.

Оглядывая комнату, Лина уже видела здесь круглый полированный стол, у стены сервант, вместо наивных дедовских фотографий - картину, лучше всего натюрморт или, пожалуй, пейзаж. Впрочем, можно и фотографии, но, разумеется, ее, сделанные со вкусом, в разных костюмах и позах. Ей пришло в голову, что у них дома все стены тоже увешаны мамиными фотографиями, но она пожала плечами и подумала вслух:

- Ну и что же? Просто это красиво...

Потом она осмотрела «зало» - просторную, полупустую комнату, как будто специально созданную для гостиной.

В конце коридора была еще одна дверь. Лина приоткрыла ее, там оказался кабинет. И хотя старушка туда ее не приглашала, она все - таки вошла, - до прихода Алексея Федоровича ей хотелось осмотреть всю квартиру. В кабинете стояла широкая кровать, конечно, никуда не годная, довольно приличный письменный стол и два книжных шкафа. На столе Лина заметила его фотографию. Сразу стало неприятно.

«Все - таки он мало интересен как мужчина, - подумала она, - однако показаться на людях с ним не стыдно: известный инженер, ордена. И потом он меня так любит...»

Ставя фотографию на место, она обратила внимание на настольную лампу, почти скрытую за грудой книг. Отодвинув книги, Лина рассмотрела ее: голая бронзовая женщина, томно изогнувшись, прижималась к пальмовому стволу, увенчанному ламповым патроном. Лина улыбнулась: вокруг бедер женщины был аккуратно повязан серый лоскуток. На подставке было крупными буквами написано: «На память».