Мобилизация

«Значит, в шахтёры нас? В шахтёры?» - сообразил он и растерянно оглянулся вокруг себя.

Сам того не подозревая, он искал Виктора.

Оба почувствовали, что сейчас и, может быть, навсегда решается их судьба.

Аицо Андрея выражало растерянность, лицо Виктора - обиду.

Да, обиду. У него даже губы дрожали по-детски обиженно. Словно Пащенко обманул его и зло над ним надсмеялся. Куда угодно можно было двинуть Виктора - в небеса и на море, под воду и за Полярный круг. Но в шахту? Просто в шахтёры? Человек мечтал о небесных просторах, а его хотят запрятать в нору. Человек собрался стать маршалом, а его определяют в... ездовые. Ещё минуту назад был готов он на любой подвиг, даже на смерть, - он и сейчас готов. Но где же подвиг? Просто в шахтёры. И он чуть не

вскочил с места. Чуть не закричал в слезах: «Не хочу! Не имеете права».

Пащенко во-время заметил лицо Виктора. Оно удивило и даже обидело секретаря. Нет, не таких глаз ожидал он в ответ на свою пламенную речь.

- Впрочем, если кто не хочет, может и отказаться, - сухо сказал Пащенко и в упор посмотрел на ребят.

Андрей и Виктор молчали.

Конечно, можно и отказаться. Можно встать и прямо объявить: «Ни. Я не хочу!» - Или съюлить: «Я б поехал, да мама больная... старая... одна».

Отказаться можно, да как жить потом, если уже в семнадцать лет сдрейфил, испугался, на первый же зов комсомола ответил отказом?

Ребята, ровесники мои, кто из вас не переживал этого гордого чувства: «Я мобилизован партией?!» Не завербован, не нанят, а мобилизован.

Мы входили и в счёт тысячи, и в счёт двадцати пяти тысяч, и во флот, и в

деревню, и в лес. Нас «бросали» и на хлеб, и на дрова, и на транспорт. У иного вся биография состоит из одних мобилизаций, и это биография нашей Родины, география её магистральных дорог. Мы умели собирать сундучки быстро. Мы к любому климату приживались. Везде мы были свои.

Андрей тихо поднял голову и негромко сказал:

- Нет, мы согласны!

И, сказавши, сам удивился, что так сказал, и понял, что сказать иначе было нельзя.

Долговязый Пащенко восхищённо всплеснул руками, а потом поднял их высоко над головой и первый зааплодировал.

Вскочив с мест и повернувшись к Андрею, зааплодировали все комсомольцы, всё собрание. А Андрей стоял растерянный и смущённый, сам не понимая, отчего все аплодируют ему, и не чувствуя ещё, что это первая великая минута в его жизни; он будет вспоминать её потом часто и по-разному.

Потом были речи, и Виктор, взвинченный атмосферой собрания, пламенно кричал, что если партии нужны шахтёры, то, пожалуйста, он добровольно идёт и ничего не убоится... Говорили все мобилизованные - кроме Андрея; ещё раз выступил Пащенко; а потом всем собранием, взволнованным, разгорячённым, вывалились на улицу и пошли по городу провожать героев по домам.