И ещё один день прошёл, и два, и неделя, а они всё не трогались с места. Простодушные петухи удивлённым «кукареку» будили их на заре: «Кукареку, вы ещё тут, ребята?»

Отец Андрея насмешливо поглядывал на сына. Он всё понимал и ни во что не хотел вмешиваться. Молодость сама выбирает дороги, советов она не терпит. Он и не знал бы, что посоветовать сыну. «Сиди дома? Вот тебе моя хата в наследство? Если крышу починить да покрасить, - совсем новая». Но он мог предложить сыну только хату, жизнь предлагала ему целый мир.

И всё-таки было любопытно поглядеть, что выберет сын.

«Беда, не гораздый он! - с сожалением думал об Андрее отец. - Не моторный, ох, не моторный!»

«Так и будет всё за Виктором тянуться, - с горькой насмешливостью думал отец. - Виктор бедовый!»

А ребята всё искали свою дорогу - Они бродили по городу, как по перрону вокзала: нетерпеливо скучая. Они уже были нездешние, проезжие люди; вот загремит третий звонок - и они уедут. Они уж простились со всем, с чем следовало проститься, и отодрали от сердца всё дорогое и милое, что надо, было отодрать. А поезда то и дело проходили мимо них, дразня огнями, а их поезда всё не было.

Теперь Виктор хотел стать киноартистом. Где-то услышал он, что есть такой институт в Москве; не нужно ни экзаменов, ни путёвок туда; надо только иметь красивую внешность, и из тебя артиста сделают. Он был красивый парень и знал это. У него было гибкое и тугое тело, глаза, полыхающие чёрным пламенем, дерзкий, разбойничий рот. Он имел привычку поджимать и прикусывать нижнюю губу, так и казалось, что вот он свистнет. Мальчишки дразнили его цыганом, девчата из-за плетней поглядывали с нежным страхом. Его-то примут в артисты!

Но что тут делать с Андреем? Куда девать его разлапистую, медлительную походку, соломенные волосы и этот простодушный вихор над лбом? Разве в комики?

«Ну, там видно будет!» - решал Виктор. Он не любил думать о препятствиях, когда чего-либо страстно хотел. Препятствия раздражали его, он просто от них отмахивался.

- Москва, брате, столица... кино... а?.. - растроганно бредил он. - А може, талант у нас? Може, это и есть то самое?

Андрей слушал молча. Он никогда не спорил с Виктором, он и не умел спорить. Терпеливо выслушивал буйные фантазии товарища. Молчал. Как будто соглашался даже. А потом тихо, словно извиняясь, бормотал:

- Ни. Не хочу.

И сразу подрубал мечту под корень.

Виктор приходил в ярость, чёрный пламень в его налившихся кровью глазах становился опасно жёлтым, - когда-нибудь он прибьёт друга.

- Та будь ты проклят, Андрий, чего ж ты, чорт, хочешь? - брызгаясь слюной и чуть не плача, кричал он.

А Андрей, так же молча, только чуть наклонив голову и сбычась, выслушивал брань товарища и снова говорил своё, тихо и упрямо:

- Ни. Не хочу.

Уже потянуло от воды сентябрьским холодком, за рекою желтели рощи, жёлтые листья проступали сразу, и вдруг в одну ночь, как морщинки на лице засидевшейся в невестах девки, наступала осень, в отвергнутых мальчишками техникумах начались занятия, и раките над Псёлом надоело оплакивать отъезд ребят; стали желтеть и её листья.

Однажды мальчики не пошли на Псёл. Осточертело смотреть, как, торопясь, пробегает мимо них река, будто есть у неё какая-то важная цель впереди, а до бездельных мальчишек на берегу ей нет и дела.

Мальчики пошли за город, на шлях. Там, на выходе из Чибиряк, дремал старый курган, седой от серебристой полыни. Мальчики взобрались на вершину и легли в траву.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.