1. Волчья сотня

Первым организатором кубанской белогвардейщины было временное правительство. Даже убогие гражданские комитеты, разделявшие власть со станичными атаманами, показались временщикам слишком рискованной формой самоуправления, и г. Баридж, кубанский комиссар временного правительства, «разъяснил», что они не являются органами власти. Позднее правительство Керенского одобрило захват власти на Кубани войсковой казачьей радой, штабом контрреволюции.

Грянул Октябрь... Комиссар Баридж, отбросив за ненадобностью пышные фразы о демократии и прогрессе, принял командование над первой карательной экспедицией в советские станицы. Подготовляя оплот самой густопсовой реакции, он вершил дело всей российской буржуазии.

Генерал Шкуро был одним из продолжателей этого общего кровавого дела.

На след генерала Шкуро я набрел в красно - царском архиве. Белогвардейский литератор Ник. Тувендев описал его жизнь и деятельность в самых высокопарных выражениях. Преисполненный умиления, вещает он о необыкновенно раннем развитии этого изумительного ребенка, который будто бы «на четвертом году жизни свободно ездил верхом, вооруженный игрушечной пикой и саблей, играл и резвился, как молодой львенок».

Чины и ордена Шкуро начал приобретать в мировую войну. В 1915 г., наслушавшись рассказов бывалых казаков, он задумал организовать партизанский отряд против немцев и при поддержке генерала Ирмана дошел до самого государя. Государь одобрил его затею и даже будто бы всплакнул на его животе (он был низкоросл и не дотянулся до плеча). Однако Шкуро не повезло. Война закончилась победой не германского и не русского оружия, но совершенно иного.

Пробравшись на Кубань, Шкуро вступил в бой за отцовский особняк, за жирный кусок кубанских черноземов, за черноземы и особняки своих друзей, за господство друзей во всем мире, а больше всего за свое собственное господство и за самого себя!

Он объявил изменником родины всякого, кто шел против него, или, вернее, против кого шел он... (В кубанских же станицах половина населения - иногородние - не имела земли даже на кладбищах и платила положенную плату за те усадебные участки, на которых жалкими мухоморами лепились их лачуги. Люди эти лишены были права купить даже усадебную землю, да и не на что было им покупать ее. Люди эти мечтали о куске хлеба и решили взять этот кусок и взять свой кусок жизни.

Что касается Ивана Недори, которому наряду с генералом посвящается это повествование, то жизненный путь этого недоучки духовного училища совсем иной.

Весной 1918 г. наместники временного правительства призвали казачью знать - свою опору - не препятствовать созданию советов в станицах, но примениться к новой обстановке. Станичный писарь Иван Недоря оказался секретарем совдепа. Пролезли в совдеп и прочие чины. Комиссар станицы татарин Ибрагимов, рекомендованный большевиками Новороссийска и поддержанный станичниками, плохо знал Кубань и был слишком доверчив.

Казак - фронтовик Симоненко, помощник комиссара, не раз предупреждал его об опасности. Когда поблизости, в станице Суворовской, об'явился генерал Шкуро, все с виду было спокойно. Одно тревожило комиссара. На земле, разделенной по душам, затвердели пшеничные зерна, но жнецов в поле на было. Когда комиссар спрашивал у советчиков, что тут такое происходит, ему уклончиво буркали: «Успеем».

Однажды его поманил пальцем кузнец. Кузнец страдал одышкой и говорил медленно, с расстановкой.

- Хоть ты и комиссар, - сказал кузнец, - но дурак. Порежут же, понял? Тут тебе и три аршина земли.

Комиссар решил принять меры. Он арестовал атамана и выдал оружие членам совета и бедноте.

Потом он поставил вопрос об эвакуации совета, кассы и арестованных. Но совет не одобрил этого.

- Мы должны держаться до последнего, - говорили советчики. - Не для того нам народ власть поверил, чтобы мы, как зайцы, без разрешения высшей власти...

- Верно! - кричал Недоря. - Не для того! Кому было знать, что за пазухой у него припрятан перехваченный приказ об эвакуации?

Ночью комиссара разбудил выстрел. Схватив за ремень винтовку, он распахнул дверь и был схвачен десятком рук. Его поволокли в хату Симоненко и там заперли. Тут же был Симоненко. Комиссар узнал, что стрелял (для тревоги) Симоненко, когда его застигли в постели.

По окну шаркнуло пламя. Симоненко высадил плечом раму (хотел спасти ребятишек, которых было много), но его оглушили прикладом, а ребятишек швырнули назад в горящий дом.

С этого момента следы генерала Шкуро и писаря Недоря не расплетались, ибо, как оказал генерал, «родина умеет ценить своих верных сынов».

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.