К советской Прикубани, раздираемой внутренней контрреволюцией, с Ростова и с Керчи подступали немецкие легионы. На Пятигорск шли грузинские меньшевики, Закавказье было в руках союзных войск. Теснимая с юга и с севера, с запада и с востока, полупартизанская XI армия потеряла уже Ставрополь, Тимашевскую, Суворовскую, под ударом был Владикавказ.
По Военно - грузинской дороге на Владикавказ наступала вошь. Поток бричек, тачанок и арб, с грохотом катившийся по Военно - грузинской дороге, был подобен кошмару. Томимые тифозной жаждой, красноармейцы ели снег, рыхлый и мокрый, снег юга. Земля при дорогах оголилась на десятки саженей.
Тиф свалил 40.000 бойцов XI армии.
В середине января к Владикавказу подступил генерал Шкуро, но отряды ингушей, защищавшие город, отбросили его. Тогда Шкуро напал на их аулы. Зарева пожарищ подымались за спинами шкуровцев. Ингуши покинули окопы и ушли в горы, чтобы спасти свой род.
В день вступления шкуровцев во Владикавказ городской думой был дан банкет. В разгар попойки, похваляясь Волчьей сотней, генерал пожелал представить своих героев обществу попов, свиноторговцев и лабазников.
Первым предстал Недоря. Он остолбенел у порога, приставив к фуражке растопыренные пальцы. Изогнувшись назад, он выпил из рук генерала стакан водки, продолжая отдавать честь.
- Отнимите у красной сволочи воду, ваше величество! - Ошеломленный шумом, водкой и повышением в чине Недоря перепутал ранги. - Ваше величество, - восторженно прохрипел он, шевеля растопыренными потными пальцами, - нет хуже страдания в болезни!...
Генерал Шкуро вступил в город 28 января. 29 - го были очищены лазареты. Больных красноармейцев свезли в разрушенные дома, в пустые магазины и винные подвалы. Были выключены водопроводы всех этих домов и строжайше запрещено приносить в них воду.
Облипшие грязью, в присохших к телу лохмотьях, больные ползли из подвалов по лестницам, цепляясь за каменные ступени. Выбравшись, они распухшими белыми языками лизали мокрые каменные плиты.
1 февраля на деревьях городского парка появились листовки, буквы которых были крупны и тяжелы, как картечины. Оповещая о гибели 18.000 больных красноармейцев, листовки призывали разобраться, где же друзья трудового народа.
Через год с месяцами «герой Шкуро», раз - битый Буденным под Касторкой, погрузился в Новороссийске на пароход и в сопровождении поджавшей хвосты Волчьей сотни отбыл в эмиграцию.
Поручик Недоря не попал на пароход. Выйдя за город, он достал из лохмотьев романовской шубы погоны и для пущей безопасности заложил их, как стельки, в растоптанные австрийские на деревянной подошве ботинки.
Вокруг него, переплетаясь, текли встречные потоки самых разнообразных экипажей вперемежку с верховыми и пешеходами. Из Новороссийска, сбросив белогвардейщину в море, уходили в необъятные просторы страны красноармейцы. Многие шли пешком, ведя коней на поводу. Страна, разоренная войной, ждала их на свои поля, в свои шахты, на свои моря, богатые рыбой. Навстречу км шли в Новороссийск, в родные места другие. Телеги громыхали их утлым скарбом. Среди выщербленных чугунов и обуглившихся кухонных лопат сидели ребятишки. Это возвращались беженцы. Женщины подбирали с дороги потерянные подковы, ремешки и веревочки - все это должно было пригодиться в хозяйстве. Недоря видел ясно: страна собирается жить.
Недоря шел, стараясь держаться в самой толкучке. В тот час он заботился об одном: остаться незамеченным.
Стремительное лето 1932 г. не задерживалось у порога. В мае Кубань мирно бежала в своих берегах, а на нивах верещали первые кузнечики. На земле колхоза «Труд», кое - как процарапанной, пошли в рост бурьяны, высасывая своими мощными кореньями влагу из глубины подпочвы и заглушая всходы. А на иных загонах одни бурьяны и взошли. Прополка подвигалась медленно.
Игнат Ревеля, бригадир самой большой бригады, едва ли не ежедневно ездил в окружающие села на базары. За ним тянулись и остальные. Кому необходимо было свезти на рынок десяток огурцов со своего огорода, кто спешил реализовать продукцию четырех курочек за три дня...
Другие копались в своих дворах или удили рыбу. Любителей ухи из свежей рыбешки было тем больше, чем упорней блуждал по хуторам слух. что хлеб в колхозах заберут начисто.
В один жаркий день, когда половина колхозников похрапывала по амбарам да по сеновалам, бежал по заросшей дорожке правленческий жеребец, впряженный в кособокую плетенку. Свернув на межник, плетенка подкатила к свекловичному полю.
Слегка припадая на затекшую ногу, к полольщикам отправился сам т. Нечайченко, председатель колхоза.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.