В глухом урочище Алтая, где бешено рвется от голубых ледников порожистая Катунь, я встретился с Костей. В дымном аиле под треск костра и звуки топшура он переводил мне песни и сказки старика - алтайца. Не знаю, кто из них больше любит Алтай, но скажу, что они оба поэты.
Без конца можно слушать эти песни и сказки о горных водопадах, шумливых реках, бурлящих в таежной тишине кедрачей.
- Если кто увидит хоть маленький кусочек Алтая, тот сложит песню про наш край.
Так перед песней сказал старик - алтаец. От полдня до ночных звезд слушали старика и, вероятно, просидели бы до зари, если бы нас не позвали в другой аил. В дикой пляске носился по аилу шаман и громко выл, беседуя с богами, обитающими в голубых вечных льдах горных вершин. Вначале, когда шаман пел о красотах природы, Костя вторил ему, переводя шаманскую песню. Но когда шаман, достигнув богов, начал просить их о камлании, Костя шепнул мне на yxo:
- Ишь, скотинка, побольше хочет сорвать с хозяина аила.
И бочком полез из аила, мне же хотелось слушать шамана до конца, и я, ругаясь, держался за Костин пиджак. Но Костя исчез, и я остался в аиле слушать или, вернее, читать на лицах алтайцев шаманий бред. На рожицах ребятишек, оцепивших полукругом костер вместе со вспышками огня, появлялись: ужас, испуг и мимолетная радость. С утренней зарей кончилось камлание. Шаман первый стал пить арапка, а за ним и другие алтайцы. Я пошел бродить по урочищу. За горами уже загоралась заря. Но в этой речной котловине, где со всех сторон обступили обросшие пихтачом и мехом горы, была ночь. Ничто не нарушало тишины, только вдали заглушенно шумела река, да над аилами с дымком вылетали искорки. Они, вспыхивая, утопали в темноте. С горы неожиданно долетел отголосок песни. Оглянувшись, я увидел в средине горы огонь костра. На огонек полез в горы. У костра с алтайской молодежью нашел Костю. Был летучий «митинг» о религии. Митинга я не слышал, но ребята горячо спорили и задавали вопросы:
- И кто, если не Орлик, стонет в буре, убивает молнией, засыпает в снегах охотников?
- А разве не Ульгень дает людям солнышко, белок и охраняет стада?
- И откуда взялась Белуха и Катунь? Разве это не умершие боги?
Когда потух костер и заискрился день, копились разговоры. Мы, распрощавшись с ребятами, пошли в Чемал. Мне очень не хотелось уходить, но Костя спешил в аймак, где у него были неотложные дела. Дорогой он рассказал о своей жизни кочующего агитатора. За три года верхом и пешком он облазил весь Алтай. Через снежные перевалы, по горным тропам побывал Костя в аилах, где на сотни верст вместо человека стонет ветер в густых кедрачах. Я не помню точно - пять или шесть тысяч верст значится в записной книжке Кости. Но я изведал горечь алтайского пути и больше недели хожу походкой морского волка. Искорка дрожи проскальзывала у меня, когда карая кобылка на обрывистых поворотах горной тропинки цокала копытцами на полированных плитах гранита. Неожиданно вспомнилась хроника их Бийской газеты:
«С манжерского бома упали в Катунь три подводы, везшие товар в Шебалинский кооператив. Товар спасен, за исключением сахара и соли. Лошади при падении убились, ямщики не пострадали».
В непроходимые дебри Костя первый приносил весточку о Советской власти. Нужно быть птицей, чтобы перелететь через эти угрюмые горные великаны, где сегодня в жаркий июльский день в вечных льдах радугой играет солнце.
Отрезанные горами, тайгой, в долинах горных потоков и озер алтайцы всем урочищем встречают Костю. Первым вопросом спрашивают:
- Что собирать, приехал?
- Не знаешь в ответ, что и сказать. Ведь сам понимаешь, сотни лет в такие трущобы ездили только для обирательства. Как - нибудь замнешь, про другое заговоришь. Гостем все считают. Каждый в аил тянет. На почетное место усаживает. Только вот с трубками дело дрянь. После приветствия, в знак особого уважения, хозяин вынимает изо рта горящую трубку и дает затянуться, за хозяином хозяйка, после хозяйки остальные курящие из семьи. Отказаться от трубки - смертельно обидеть алтайца. Трубку закуриваешь и беседу с той же трубки начинаешь. От трубки понемногу и до мировой революции докатишься. Каждый раз, после объезда, доктор в Удалена контрольной комиссии спрашивает:
<часть текста утрачена>
Вместе с алтайцами толканом и чегэном питаешься. Ведь не будешь, как миссионер целым лагерем по урочищам ездить.
Слушать алтайцы могут по несколько дней, но верят плохо, здорово шаманы подкликают. В одном урочище старик - алтаец спросил меня:
- А крестить не будешь?
- Такими делами Советская власть не занимается.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.