Болезнь света

День прошел спокойно. Радио - телеграммы оповестили Париж о значительном успокоении всей планеты. Но возрастало беспокойство иного рода. Ученые следили со страстным напряжением за болезнью света. Не внося ничего нового к данным Мейраля и Лангра, ученые следили за явлением двойной рефракции или скорей за раздвоением света. В Париже, Берлине, Лондоне, Брюсселе, Риме, Амстердаме, во всей центральной Европе конец первых фазисов явления обнаружился к трем часам ночи; немного раньше - в восточной Европе и Азии, еще раньше, - в северных странах. Северная Америка отставала. Под тропиками и в Австралийских землях опаздывание было еще более заметно. Все часы были поставлены по часам Гринвичской обсерватории, но казалось, что развитие явления нисколько не зависело от солнца. Около семи часов утра, в тот час, когда в Париже, как и в Лондоне, Ливерпуле, Амстердаме, Иене, обнаружили исчезновение узкой полоски ультра - фиолетовых лучей, заметили также прогрессивную бледность и исчезновение синей зоны. В семь часов вечера часть ее была еще заметка, но синие лучи уже померкли. Было отмечено также несколько второстепенных явлений, подтвердился, как это уже было замечено Лангром и Мейралем, все усиливающийся рост и блеск оранжевых и красных лучей; вскоре заметили, что эти лучи приобрели странные, но не особенно ярко выраженные химические свойства. Уменьшилась способность металлов пропускать электрический ток; особенно это было заметно на железе. Передача по кабелю стала неправильной. Телеграф функционировал нормально, но на главных линиях были обнаружены перебои. В работе на электрических заводах тоже происходила масса ошибок.

К утру фиолетовая зона спектра стала совсем невидимой. Прекратилось подводное сообщение; крупные телеграфные линии функционировали слабо, перебоями; электрические заводы стали; на фабриках и лабораториях химические реакции прекратили свое действие; дерево и уголь горели плохо, давая темное пламя; земной магнетизм ослабел, магнитная стрелка показывала неправильно, что делало невозможным мореплавание; желтоватый свет освещал нашу планету.

Наступал ужасный День. Дыхание смерти пронеслось над человечеством. Люди чувствовали значительность совершающегося явления и, повинуясь стадному чувству, собирались группами, но никто ничего не понимал: люди науки, умеющие даже считать звезды и измерять атомы, не находили ни одной гипотезы для успокоения человечества. Они ограничивались тем, что подробно отмечали эпизоды надвигающейся драмы, но и только...

На третью ночь электричество прекратилось совсем, и к утру люди лишились системы, которая их соединяла по всей планете. К вечеру они оказались отброшенными в средние века: прекратил свое действие пар. Алкоголь, керосин, уголь и дерево не давали огня. Чтобы его добыть нужно было прибегнуть к редким продуктам, которые, однако, также были обречены на химическую смерть.

Через три дня, без всякого внешнего признака катастрофы, человечество стало беспомощным. Люди могли лишь плавать под парусами, и запрягать лошадей, но они были лишены возможности добыть огонь, тот огонь, красным светом которого любовался их предок - дикарь на опушке леса, в широкой степи или на берегу рек.

Но удивительное дело - жизнь не прекращалась. Трава продолжала расти на лугах, пшеница - на ниве, листья - на ветках; звери, птицы и люди продолжали исполнять свое обычно дело, одним словом, органическая химия оказалась нетронутой. Медный свет ложился на растения. Кожа становилась пепельной, физиологи отметили ослабление пигмента. Возбуждаемость падала. Постоянный страх не покидал людей, но этот страх не обнаруживался столь бурно, как при начале феномена. Может быть, сознание всеобщей опасности ослабило страх. Все точно находились под влиянием наркоза. Нервы утратили свою чувствительность, контузии, даже ранения вызывали только тупую боль, воображение отяжелело и обеднело.

Утром четвертого дня Лангр и Мейраль совещались после легкого завтрака.

- Синие лучи почти исчезли, - сказал старик, бледный и озабоченный с потускневшими глазами, - ничто не спасет человечества, - убежденно произнес он.

- Это весьма возможно, - согласился Мейраль. - Шансы на спасение слабы, но все же они еще имеются. Я не очень - то верю в продолжительность этого явления. Оно может пройти.

- Но когда? - мрачно спросил Лангр.

- Вот здесь и загадка! Если можно было бы предположить, что все фазисы будут равномерны, то срок можно было бы установить.

- Какой срок? Я вижу их много. Ведь в конце - концов исчезнут все световые и инфракрасные лучи. Или же потускнение света может остановиться на зеленых лучах... на желтых... на оранжевых... на красных... Сколько цветов, столько и возможностей спасения.

- Тогда пределом оказался бы конец радиоактивности и конец всей жизни! Предположим, что млекопитающиеся не вынесут исчезновения желтых и оранжевых лучей, как бы непродолжительно оно ни было; тогда нечего и строить дальнейшие предположения. Но предположим, что наступит кризис, когда исчезнет большинство желтых лучей, и что тогда начнется реакция. Ясно, что чем быстрее будут происходить эти перемены, тем больше будет у нас шансов на спасение. Если в три дня исчезли фиолетовые, синие и голубые лучи, то зеленые и желтые исчезнут через два дня. Тогда мы и достигнем предела, после которого начнется обратное движение!

Лангр смотрел с соболезнованием на своего товарища.

- Бедный! Разве можно строить такие гипотезы тогда, когда все человеческие расчеты оказались опрокинутыми? Ведь нет ни одной причины, из - за которой бы лучевые колебания не исчезли бы одно за другим!

- Я все же замечаю некоторую последовательность в ходе явлений. Кроме того, что красные и оранжевые лучи резко усилились, температура остается почти что нормальной! Это - то и дает некоторую надежду.

- Но какую слабую, - возразил печально старый ученый. - Конечно, это может означать и то, что энергия, потерянная в одной области, усиливается в другой. Но, с другой стороны, это может лишь быть остатком превращения энергии. Конечно, если мы предположим, что световые явления превращаются постепенно в неведомые нам энергии, то мы должны ожидать и обратного движения. Но эта реакция нисколько не доказывает невозможности процесса превращения до конца, и я не думаю, чтобы человечество смогло пережить даже временное исчезновение зеленых лучей. Я всегда утверждал, что этот цвет - самый необходимый для нашего существования. Что касается остального, возможно, это явление временное. Его начало слишком резко, его эволюция слишком быстра, чтобы это было что - либо другое, чем просто необыкновенный случай! Но что значит здесь наша логика?

Они принялись за работу. В продолжение получаса бились они над печальными опытами. Вдруг Мейраль вдохнул:

- А не кроется ли причина этого явления в воздействии междузвездного пространства?

- Я склонен предположить, что это явление междузвездного происхождения. Но тогда оно оказывало бы влияние на солнце, и мы открыли бы разницу в явлениях дня и ночи.