Таська уронила концы красного шарфа на снежную ткань. Волнуется шарф, точно ручей крови, и в голосе кровь:
- Финкой резанул основу... Острым... Лучше бы по сердцу...
Измайлов подбегает то к одному станку, то к другому, смотрит - целы ли они, и, убедившись в их исправности, облегченно вздыхает, проводит рукавом по вспотевшему лицу и, прихрамывая, устремляется в умывальню; там рядом е Гвоздевым сидит другой подмастерье, бритый, толстый, стриженый под скобку Сягин. У него распахнут ворот синей рубахи и виден на шее засаленный шнур нательного креста. На животе по жилету протянута серебряная цепь часов. Сягин известен на фабрике как некурящий, не пьющий водку, набожный и очень хитрый человек.
Измайлов сел поодаль от них и принялся, не спеша, свертывать цигарку, потом так же медленно закуривать ее. Гвоздев нюхал табак, а Сягин, задрав на скамью ногу, рассматривал подошву с широкими гвоздями и подковами.
- В третьем году подбил сапоги - и вот ношу... Товар, - проговорил он.
Из цеха доносился нараставший шум голосов. Какая - то баба взвизгивала и ругалась.
- Чего они расквохтались? - не глядя на присутствующих, спросил Сягин и, не получив ответа, начал рассматривать другой сапог...
- Подметка царская... А это, небось, куры на гнезде квохчут. Нанесли тухлых яиц, которые полопались... Вот ведь как куры теперь плачут...
Цигарка во рту Измайлова затрещала и загорелась синим огнем. Казалось, что он, окутанный дымом, не слышал Сягина, занятый куревом. Когда толстый подмастерье вышел из умывальной, Измайлов выплюнул изо рта цигарку, подтянул ремешок штанов и подошел к Гвоздеву.
- Нюхаешь? - спросил он, и нога у него дрогнула.
Гвоздев поднял исподлобья глаза на молодого подмастерья и промолчал.
Он медленно поднялся, огляделся по сторонам и, вытянув шею, выскользнул за дверь.
У тринадцатого комплекта он столкнулся с Лукерьей, отворотил полу пиджака и показал ей горлышко бутылки.
- Осталось. - сказал, подмигивая Лукерье.
Но приманчивые эти слова и соблазнительность водки не подействовали на нее, как обычно. Она грубо оттолкнула Гвоздева и подскочила к ткачихам.
- Что творится - то, бабы! - взвизгнула она, - материю хорошую попортили... труд бабий - насмарку... Разве это закон?
- Верно, - отозвалась Лебедева. - Девчата старались, и вдруг такое...
Лукерья вертанула подолом, и он, уже рваный, зацепился за выступ станка и с треском разодрался пополам.
- Девки - тьфу! Ударники - тьфу! - кричала она. - Мне бумазейку жалко, шифончик жалко! Пот горючий, слезки...
Анисимова подошла к ней и сказала:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Письмо в редакцию