На позднем и сыром рассвете Релька вскочила с постели, быстро оделась и, распахнув окно, протянула на улицу руки; они увязли в густом белом тумане, ощутив приятную свежесть. Наполняясь бодростью, вбирая полной грудью жесткий осенний воздух, девушка быстро стряхнула с себя остатки сонной тяготы. Точно от прикосновения ее рук, туман дрогнул и заклубился. Если посмотреть на окно издалека, то несомненно покажется, что девушка, стоящая в нем, хватает клубок тумана, подносит к полным губам и жадно упивается его влагой.
- Релия! - вскрикнул, просыпаясь, ее брат Давидка.
Она поставила стеклянный кувшин с молоком на подоконник и подошла к брату. Давидка сидел на постели и протирал кулаком глаза.
- Сегодня двадцать пятое... Какой смутный день... Туман, что ли?
- Как ты неспокойно спишь... - заботливо вглядываясь в его лицо, сказала Релька.
- Постой, постой, помолчи... Дай мне вспомнить... Ах, вот что. Во мне, Релия, нет темноты, в которой ты укоряешь... Не признаю снов. Но... стою будто бы на своем посту и вижу руки мои шершавыми, седую бороду до пупа, а за спиной прощупал горб... И вот я во сне подумал... И вчера тоже и сейчас вправе так думать: неужели до старости лет сторожем? Я не специалист - вот плохо. Ни токарь, ни слесарь, ни ткач я...
- Ты охраняешь фабрику; это почетное дело, - собираясь уходить, заметила девушка.
- Но я не жалуюсь, - вскочил с постели Давидка, надел свои шлепанцы и остановился против сестры. - В сторожах - то всякий может работать, ткачом - надо уметь, учиться надо. А скоро ли научишься? За, станочек бы мне... За большую мастеровую работу. Ведь ты сама знаешь, я еще молодой. Пусть в сторожах старики, а на меня уж и девицы посматривают.
- Кто? - спросила Релька, смеясь.
- Тебе интересно много знать...
- Смотри, Давид, - погрозила шутя пальцем Релька, - затянет тебя эта самая, как ее, - любовь, да так, что и станочки забудешь... Ну, а я пошла на работу.
- Постой, - ухватил ее за рукав Давидка. - Сегодня двадцать пятое. Сегодня вы начинаете... А вдруг у вас ничего не выйдет?
- Ерунда, - ответила Релька. - Сегодня погода на ять, а нам, комсомольцам, вообще ни черта не страшно. Начинаем.
И хлопнула дверью.
Прохожие внезапно вырастали перед Релькой и так же неожиданно исчезали. Беспрестанно названивая, медленно проходили мимо трамваи. Из - под ног выпархивали воробьи. Вдоль мостовой с деловым видом, словно на службу, шагали бродячие собаки. Не решаясь в такую муть ехать на велосипедах, граждане вели их, точно собак на прогулке. Постовой милиционер не в силах был регулировать нараставшее уличное движение. Рядом невидимый кричал газетчик. Кто - то прокричал из тумана, что на углу столкнулись автомобили. Кто - то спросил у Рельки название потерянной в такую погоду улицы.
- Да это самая и есть Верхняя... Сейчас придем, Егорыч, - ответила она человеку, искавшему улицу.
Егорыч в широком отсыревшем макинтоше быстро зашагал вперед, а Релька едва поспевала за ним.
- Начинаете сегодня? - спросил он.
- Обязательно.
- Ну, смотрите, не подкачайте, - замедлил шаг Егорыч. - Если и на этот раз комсомольцы наши выйдут победителями, то авторитет за ними среди рабочих окончательно будет обеспечен.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
«Дайте песню звучную, музыкальную, красивую!»