Большое дыхание

Подъем начинался каменной, порыжевшей от солнца, грядой. Он ступил на первый камень и, цепляясь здоровой рукой, пополз вверх, чувствуя, как впиваются в колени острые углы камней. Перевалив гряду, Степан, задыхаясь, сел и оглянулся.

Долина лежала перед ним. Он прошел ее вчера, но только отсюда, с этих камней, он разглядел суровую, нетронутую ее красоту. С юга по синему и свежему небу медленно шло белесое облачко, и Степану показалось, что оно застрянет в вершинах деревьев - так были высоки вековые сосны. Дикий орешник путался меж соснами, серебряная нитка ручья как вышивка сверкала на зелени. И как будто эти сосны и облака придали ему бодрость. Невиданная вера в свои силы вспыхнула в нем: он жив, он может идти по хребту, видеть камни, шевелить пальцами, вдыхать запахи ветра. Он даже повеселел: конечно, он дойдет, одолеет хребет!

Согнувшись, Кочура пошел в гору. Идти было легко. Громады камней виднелись далеко впереди.

Но перед вечером лихорадка свалила его у подножия второй каменной гряды. Ему было холодно, и только в плече он чувствовал жар - раскаленное дыхание болезни. Он не мог уснуть. Вечер доносил до него неясные шорохи. Звезды были холодны и далеки.

На рассвете Кочура карабкался по ребру горы, пожелтевший и распухший. Глухая тишина стояла вокруг, словно все примолкло в ожидании нового рождающегося дня, и только песок, осыпавшийся под ногами, нарушал это молчание. Пройдя несколько шагов, он вдруг засмеялся: «Спички! Может быть, они загорятся сейчас?» Торопливо наломал ветвей, положил сухую траву. Волнуясь, вынул коробку и чиркнул спичкой. Фосфор осыпался. Неудача. Он взял другую спичку. Осторожно провел головкой спички по коробке. Вспыхнул робкий синеватый огонек. Он подождал, пока огонек разгорится, и с бьющимся сердцем поджег траву.

Он закашлялся: дым попал в легкие, но как сладок был этот кашель! Степан грел руки, чувствуя, как исчезает озноб. Огонь жадно набрасывался на ветви. Казалось, он подкрадывается к хворосту как большая рыжая кошка. Ветра не было, и дым поднимался высоко в небо.

Дремота легкими шагами подходила к нему. Он вытянулся у костра и впервые за эти три дня заснул крепким, бездумным сном...

Солнце уже стояло высоко, когда он проснулся. Костер догорал. Кочура съел частицу булки и снова пошел вверх.

Как только он отошел от костра, лихорадка опять настигла его. Огромная усталость охватила тело. Напрягая все силы, он двигался вперед. Он шел медленно, спотыкаясь о камни. Иногда он падал, катился вниз по горе. Ему казалось, что он не встанет, - так велико было желание лечь и отдаться забвению. Но острая боль в плече подымала его, и он опять полз, цепляясь за выступы бурых камней.

Ночью он свалился под скалой, изнуренный болезнью и подъемом. Высоко над горой он увидел месяц, пробирающийся меж облаков. Где - то внутри Кочуры горело. Ему захотелось пить. Казалось, что рядом журчит ручей и струится прохладная вода. В беспамятстве он полз по горе, но везде его рука натыкалась только на камень.

Утром он съел пятую, последнюю часть булки, вяло, без всякого аппетита. Взглянув на свои пальцы, он испугался: они были разбиты и окровавлены.

Опять начался мучительный подъем. До вершины было уже недалеко, но путь к ней преграждали скалы. Они высились бурыми, неприступными выступами. Он пошел вдоль них, выискивая наилучшее для подъема место.

В полдень лихорадка вернулась. Кочура лежал на выгоревшей скале и трясся в ознобе. Несколько раз он вынимал из кармана спичку, чтобы зажечь костер. Но какой - то голос подсказывал ему, что будет еще трудней и тогда спичка понадобится еще больше. И он снова опускал коробку в карман.

Лихорадка трясла его. Кочура ощущал теплую звенящую боль, будто в голове гудели, не переставая, телеграфные провода. Он двигался очень медленно, держась за камни ослабевшими руками. Пройдя несколько шагов, он ложился и закрывал глаза...

Восхождение продолжалось уже три дня. Будучи здоровым, он прошел бы этот тягостный путь в один день, но теперь он передвигался тихо. Казалось, он всегда, всю жизнь будет брести по этому хребту. Он поднимал голову и видел перед собой по-прежнему бурые, суровые камни. К вечеру на третий день Кочура увидел перед собой безбрежную серую равнину. Он догадался, что это - море. Низко, над его головой, плыли кудрявые растрепанные облака. Красный шар солнца опускался в воду.

Он решил сейчас же идти вниз, хотя было уже темно. И снова он пошел, еле передвигая ноги.

Опускаться было легче. Теперь ему нужно было удерживать свое тело, стремительно несущееся вниз. Он вытягивал вперед правую ногу, находил точку опоры и потом спускался, цепляясь рукой за камень. Ему придавало силы сознание, что главное позади, что хребет перейден, что теперь каждый шаг приближает его все ближе к морю. Вера в жизнь вспыхнула в нем как песня.

Утром он услышал какой - то звук, похожий на журчанье ручья. Ошибки быть не могло - это рокотал вдалеке мотор! Над горой, в синеве утреннего неба, кружился сверкающий на солнце самолет.

- Ищут!

Вот когда ему пригодится спичка! Сигнал, дымовой сигнал! Он опустился с сосны и начал собирать хворост. Трясущейся рукой вынул из кармана коробку. Спичка лежала там, чернея фосфором головки. Осторожно он приставил спичку к коробке и чиркнул. Фосфор ссыпался.