1

Его зовут дядя Сережа.

Он уже старик. У него худое лицо и необыкновенно большие светлые глаза. Он токарь - лекальщик. Вернее, токарь - художник. На своем станке он изготовляет тончайшие произведения токарного искусства - измерительные инструменты и резьбовые калибры. И если мы, токари, делим миллиметр на 100 частей, то он делит сотую миллиметра еще на 10 частей: его работа требует точности тысячных.

В обед мы обступаем станок дяди Сережи и рассматриваем готовые детали словно маленькие дети, увидавшие замечательные игрушки. Дядя Сережа недоволен нами, не велит баловать инструментами и трогать станок. Но каждый из нас знает, что ворчит он только для виду, а на самом деле очень доволен.

По своему возрасту и стажу дядя Сережа уже давно заслужил «социалку», но об этом он не хочет и слышать:

- Я и помру где - нибудь здесь, в цехе. Вот приду из столовой, сяду вот так, как сейчас, закурю и на ваших глазах прикончусь.

- Ну что же, мы тебя тогда в крематорий, - выскакивает кто - нибудь из нас. - Мы тебя всем заводом будем провожать. Оркестр заводской будет играть.

- Нет уж, ребята. Вы меня того, без глупостей, по - русски. Места я много не займу. Вы уж мне земли три аршинчика не пожалейте.

- Мы тебя, дядя Сережа... - опять хочет кто - то сострить, но он вдруг хмурится и перебивает:

- Ну - ну, довольно болтать.

Дядя Сережа пришел в наш цех 44 года назад.

Он был участником забастовок, попал в ссылку и после революции первым вернулся «а завод. Об этом дядя Сережа рассказывал нам подробно. Он рассказывал, как вытаскивал свой станок из рухляди и мусора, которыми был завален цех, как сердце его забилось от радости и нетерпения поскорей расчистить весь завод, вернуть к жизни онемевшие цехи, как назначили его первым красным директором завода и приняли в партию большевиков. Но с директорского места дядя Сережа ушел опять к станку. Скучной ему показалась работа директора.

- Нет, я уж лучше токарем буду. Оно привычнее и милее для сердца, - оправдывался старик.

С недавних пор дядя Сережа рассердился на всех. Он три года состоял членом жилищного кооператива, но квартиру ему все не давали. Из - за этого начал он опять, как в старые годы, выпивать. И часто жаловался нам на свою судьбу:

- Вот, ребята, - говорил он, - за 44 года работы и квартиру новую не заслужил. Нету да нету, говорят.

И мы, его ученики и любимцы, часто видели, как у старика на глазах навертывались слезы и он досадливо отворачивался и гнал вас от себя.

2

В день, когда все это случилось, я сидел в завкоме, дожидаясь своей смены, и скучал. Из окна были видны серые тучи, обложившие небосклон, мокрые, блестящие крыши цехов и унылая, почерневшая от дождя проходная будка, из которой изредка выглядывала знакомая физиономия милиционера. В завкоме было грязно и темно. Секретарь с азартом хлопал на счетах, подсчитывая профсоюзные взносы, а предзавкома Ивушкин, маленький и поджарый человечек, погрузился в сочинение каких - то бумаг. В соседней комнате, где помещались партком и редакция нашей газеты, надоедливо быстро стучала машинка. А рядом, за большим письменным столам, разговаривал с народом секретарь парткома Егор Иванович Филиппов.

Вдруг с шумом распахнулась дверь, и на пороге показался мокрый и растрепанный дядя Сережа. На нем было старое расстегнутое пальтецо. Жидкие черные волосы падали на лоб, и в них мельчайшими каплями, сверкала вода. Я еще никогда не видал его таким. Нетвердыми шагами он подошел к Ивушкину, оперся жилистыми руками на край стола и минуты две в упор, не моргая, смотрел ему в лицо.

- Ты что же, и заниматься с нашим братом не хочешь? Да?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.