Мы поехали к Оресту Александровичу, мы застали у него седую стриженую даму и двух горячих и нервных стариков. Мы услышали его звонкий молодой голос:
- Menteur, лжец! - кричал он убеленному сибирскими сединами старцу, - он лжет, когда говорит, что Лев Николаевич знал о том, что в Ясную вызывают стражников. Это вы с вашей идейной предвзятостью и педантизмом довели его до того, что восьмидесятилетний старик уходит из родного гнезда, где все делается для того, чтобы продлить его дни!
- Орест Александрович! - воскликнула седая стриженая дама, - это величественно! Это прекрасно, как греческая трагедия. Он на пороге смерти, и именно сейчас он рвет с этой ужасной семьей... С семьей, которая не понимает его, которая торгует твореньями его великого ума!
- Болтовня, - прервал ее нервный и живой старичок, - Анюта, не будьте девчонкой! Все очень просто и естественно. Великий художник и мыслитель подвел итоги своей творческой жизни.
- Пассивный анархизм! - вдруг закричал второй страстный старик. - Знайте, что только община и артель создадут в России социализм.
- Генри Джордж... - вскипела седая дама.
- Бредни!
- Camarades! - громовым голосом вскричал Орест Александрович, - слово молодежи! Вот молодой француз - его читатель и почитатель. Mon petit, - и он перевел Полю сущность спора, т.е., вернее, предмет спора, потому что это был типичный русский хаотический спор.
- Я думаю, - тихо начал Поль, - я думаю, что это - типично русское. Полвека переносить эту обстановку, в восемьдесят два года повторить историю старца Кузьмича...
- Великолепно! Прекрасно! Подвиг! - воскликнула седая дама.
- Замолчите! - оглушил ее Орест Александрович, - продолжайте, Поль.
- Человек гигантских противоречий, - продолжал тихо француз, - человек, отрицающий собственность всю свою жизнь прожил помещиком. Чело - рек отрицал любовь и самый закон размножения, и в то же время - отец семейства и страстный, любящий муж.
Человек отрицал искусство и оставил миру «Смерть Ивана Ильича» и «Детство»... Человек отрицал культ и религию и создал секту и ханжеское и лицемерное учение толстовцев...
- И что же? - опять вмешалась седая дама, - и вот он ушел! И это - подвиг! И это - пример!
- Замолчите! - еще раз закричал Орест Александрович, - я вам скажу, что будет: он умрет от первой простуды.
На этом пророчестве и кончился русский спор.
Дожди сменились ноябрьскими туманами, слезились окна кафе, свет электричества мешался с тусклым сумеречным светом дня, шелестели страницы газет, и перед нами из парижского дождя и тумана вставало занесенное русским снегом станционное здание, венецианское окно в узорах инея, простая железная кровать и на кровати - умирающий старик, так просто и так страшно написавший о смерти человека и смерти дерева в лесу.
- Молодой человек, если бы вы так знали, как я знаю, - говорил нам философствующий художник. - Едва ты успеваешь прочитать десять тысяч книг, мудрость, умещающуюся в трех комнатах, как тебя зовут, и ты уходишь отсюда и знаешь еще меньше, чем знал до того, как пришел...
- Да, но тебе семьдесят лет, местечковый философ!
- Щука живет двести лет и столько же живет птица ворон.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.