Враги

- Прямо скажи: заготовки продолжаются, чего путать!

В ответ прикрепленный спокойно:

- Кулаки насчет весенней засыпки то же самое говорили.

В тишине он продолжает о зерне, заработанном в этом году колхозниками, о том, что только крепкая артель дает большой прибы - ток людям.

Лиловый флаг дыма колышется над светлой головой прикрепленною. Напряженно следят комсомольцы за ясными словами.

- Звали плясать, - возникает новый чуть надтреснутый голос, - а теперь старые песни про хлебозаготовки!

Роман стоит, опустив глаза, будто не слышит. Нервной рукой он теребит нитку подкладки.

- Замолчи, Кирюха, - поворачивается Алексей, - опять пьяный.

И многие дивятся быстрому знакомству Алексея с деревенскими именами.

Никто не глядит на Романа, но лицо его становится почти жалким:

- Ясно - не мешай им, - говорит он глухо второму другу Кирюхе и идет к приоткрытой двери. - Не мешай им, - повторяет он громко и насмешливо и, гулко ударив дверью, выходит на мороз. За ним, нахально топая сапогами, выходят четверо.

А через несколько минут звенит и рокочет в раздвинутых стенах избы - читальни деревенская музыка. Шуршат по полу валяные подошвы, выламывая польку - бабочку, и круглые глаза Василиски отыскивают на коричневом фанер - ном щите обложку песенника.

В Москве в гремучем цехе, в плакатных завкомовских коридорах был нынешний избач Алексей Буянов обычным, неприметным комсомольцем. Он крепко работал в цехячейке и в заводском клубе. Стремительный комсомольский секретарь добегал иной раз до его станка, и они говорили о делах молодежной экономики. Работал Алексей в ячейке, по этой части. В ящике коренастого стола лежал список комсомольцев, долгий список с перечнем нагрузок. В нем - среди многих других - значилась экономическая должность Алексея.

Иногда спорил он с литейщиком Лядновым по вопросам заводского снабжения. Иной раз доказывал сестре насчет мануфактуры. В получку собирались ребята погулять на стороне, и хоть Алексей не состоял в охотниках пить, все же проглатывал рюмку или кружку с приятелями.

Он жил теперь у колхозника Оломонова в приплюснутой, разгороженной квартире и, не глядя в окна, знал, что одинокие степные курганы окружают деревню. На него глядели в беспартийной деревне Огроме как на городского, могутного человека. Шесть комсомольцев - вся огромовская ячейка - жили в слободах: Гляделовке, Звоналовке, на Каменной дороге. Далеко, на востоке района, тяжко дышали тракторы. В Огроме было мало земли и много пузатых коней. Не полагалось по плану быть тракторам на тесных пашнях Огромы. Люди спрашивали Алексея о машинах и о московских указах. Люди верили, что Алексей может «а все ответить, и он знал, что должен отвечать. В Алексее видели твердого человека.

Одни на него надеялись, другие ненавидели его. Он знал, что ненавидят только сильных людей, что не один Роман Тутаев будет рвать тяжкую комсомольскую работу, - и подавлял в себе слабость.

Над черным бугром вздымается светлое вечернее небо. Синие человеческие фигуры летят по бугру. За ним - сельсовет.

В необычный час собираются сюда люди. Участковый инспектор милиции сидит у стола.

За треснутыми ставнями нескольких окраинных домов гуторят пьяные над салом старинных карт, над тарелками с деньгами. Шинкари с Каменной дороги добавляют кипяченую воду в полулитровки. Забытое воскресение возникает в полутьме.

... Алексей вполголоса разговаривает с бригадой Осодмила. Он назначает в одну группу Митьку Охримова, коренастого парня, с новым человеком, с тем, что бил Ладаева на снегу Алексей угадал, какую нагрузку надо дать этому парню, недавнему буяну и картежнику.