Враги

- Вот и наиболее сознательные женщины присутствуют, - сказал он, стараясь скрыть усмешку в голосе и во взгляде. - Женщины, как сказал наш вождь, идут в первейших рядах трудящихся.

Будто по команде, бабы выпрямились. Алексей знал рваные жилища этих женщин, неспокойный их бедняцкий век.

- Распределим агитацию на каждого активиста, - добавил Алексей и посмотрел на довольного председателя сельсовета.

Бабы молчали.

- На трудные участки, в деревню Мясоедки пойдут комсомольцы, а женщинам...

- Мое слово! - поднялась безбровая. - Кого на трудные, говоришь? - грозно спросила она. - Выходит, сопливые боле меня разбираются в деле.

Она видно не совсем понимала, о каких участках идет речь. Поэтому, когда Алексей спешно поправился, сказав, что в Мясоедки насчет хлебозаготовок пойдет тетка Авдотья, она смутилась. Но отказываться было уже поздно.

В тот же день она разругалась с соседками. Они укоряли ее прежним укором, кричали, что на чужом горбу она далеко не уедет, что свой хлеб она запрятала, а о постороннем хлопочет.

И повезла тетка Авдотья для своей победы дополнительные два процента к прежнему плану.

Теперь верх был на ее стороне.

... Оркестр избы - читальни - шесть балалаек, скрипка, гармошка - гремел над ухабами дерюги. Голубые ленты взвихрились над войлочными хомутами. Двадцать девять телег, выпятив круглые, обтянутые веретьями мешки, покачивались на дороге. Подвыпивший старик на задней подводе пел протяжную песню.

Актив избы - читальни шел по бокам дороги, сверкая вымытыми калошами. Цветистая хлебозаготовительная газета растянулась на фанере. Она ехала на почетном месте, поднятая на окрашенных полках.

Семь процентов плана везла Огрома в районный центр.

Хоть называли Алексея Леней, хоть добрые разговоры шли в избе - читальне, только неведомо где обреталась великая часть молодежи в протяжные зимние вечера. Заходил парень к Алексею, погромыхивая жесткой кожей полушубка, слушал тихие слова, шуршал газетами, присаживался к обтянутому кумачом столу, легко позванивал трехструнной балалайкой.

В плотном кружке людей кружилась девка с прибаутками. Девка громко притоптывала подшитыми валенками, и резкий ее голос был слишком громок для этих выбеленных стен.

Но тут полагалось быть громкой читке, и отменялась пляска под балалайку.

По стародавним комсомольским порядкам танцы в Огроме допускались, когда не было крепости поставить доклад с текущими делами в повестке дня. Так тут полагалось рассчитывать, что от хорошей работы не запляшешь. А душа того парня, что тихо позванивал трехстрункой, не принимает каждодневных докладов. Он может и скорбит о том, только нет от скорби никакой подмоги. Когда б спросили его, как поступить при раскладке полезности в избе, разбил бы он каждый доклад на три куска, а текущее дело - пополам, да промеж ними звон бы поставил цельного оркестра, да щелк каблуков, да громкую песню с присвистом.

Звон веселья придвинул к себе самородливый парень Роман. Оттого после короткого времени, проведенного в читальне, подвигались молодые к Тутаеву.

Городской избач, он же новый комсомольский секретарь, Алексей Буянов вскоре разобрался в этих путаных делах. Пояснили ему все огромовские комсомольцы, печалясь о несправедливых желаниях петь и плясать в деловое время.

Но не было испуга перед весельем у Алексея. Да и у огромовского культпропа появилась довольная веселость, когда договорился он с избачом о расцвеченных плакатах по танцам, балалаечному оркестру и хору.