Человек на середине комнаты беззвучно открывает рот. Он шевелит губами, но никто не слышит ни единого слова. Визг и мяуканье заглушают человека. Десятки тонких голосов воют и несуразно ноют под окнами избы - читальни.
Ладаев Иван медленно поднимается со скамейки и выходит на улицу. На мгновение шум за окном стихает, но тут же матерная брань ударяет людей в комнате. В полосе света, отброшенной окном, показываются два искривленных лица. Они качаются над землей и рушатся вниз. Потом раздаются глухие удары и громкий хрип.
- Ладаева бьют, - испуганно всхлипнула Нюшка Налина, - что же теперь будет!»
Несколько парней в комнате растерянно молчат, изредка взглядывая на Алексея. Василиска стоит с ним рядом у окна. Круглые серые глава ее часто моргают, маленький рот беспомощно полуоткрылся. Василиска что - то бормочет о большой беде, о Романе, от которого очень опасно отрывать людей.
В этой напряженной обстановке Алексей кажется мелким, второстепенным. От сильного волнения он сгорбился, и глаза у него покраснели. Кто - то лениво выплеснул стекло в правом окне, и это вывело Алексея из пугливого оцепенения. Он сейчас только сообразил, что сильно боится. Он отвлекся от нелепого гула под окном и заставил себя успокоиться. Но тут же вековечный страх заполнил его сознание. За тонкой стеной стоят люди с ножами и булыжниками. Они пришли отбивать потерянных людей.
Василиска резко ухватилась за рукав Алексея, и ему сразу стало легче. Он ощутил взгляды растерянных парней и понял, что на него надеются. Он сказал несколько незначительных слов и пошел на грохот.
У самого выхода из избы стоял Роман Тутаев - скучный н неподвижный. И здесь опять решимость стала уходить от Алексея. Почти падая от страха и волнения, он прыгнул вперед и схватил Романа за грудь. Он ощутил мышцы, туго налитые кровью, и бессознательно опустил глаза, ожидая удара.
- Классовый враг, - захрипел Алексей исступленно и порвал худыми руками крепкую парусиновую рубаху Романа.
... СКВОЗЬ неясный гром он слышит торопливые слова:
- Пусти, тебе говорят, пусти! Кто классовый враг? Зачем?..
Столкнувшись в дверях, выскакивают на улицу Митька Охримов, Кочубеенко, Гратов. Гурьба девок вырывается из избы. Нарушилась тяжкая неподвижность; уже не шевелятся беззвучно губы людей. Не мяукает и не изнывает у выбитого окна многоголосая кошка.
- Гады, Ромаха подлый, - кричит Василиска надрывно и идет вперед большими шагами.
И уже поднялся с земли заснеженный Ладаев, он наотмашь бьет одного, другого и прорывается к Алексею.
- Протокол на тебя... - выдыхает Охримов и, не мигая, смотрит на Романа.
С тихой бранью отходит гурьба от выбеленной стены.
- Лягавый, - хрипло выкрикивает Тутаев в ответ Охрименке. - У нас с тобой, прежний друг, особый разговор.
На собрание собирались туго. Исполнители четырежды обегали Огрому. Всего семь процентов, осталось до конца квартального плана хлебозаготовок.
Люди с украинским говором проживали у российских крестьян. Скрюченные нищенки появились ниоткуда. Скользкие слухи проползали по узким деревенским проулкам...
Семнадцать активистов пришли в избу - читальню. Активистов было меньше - пятнадцать, но всех собравшихся назвал Алексей громким именем активистов.
Две женщины сидели с краю скамейки. Они не пропускали собраний. Они всегда гулко ввязывались в нервные речи руководящих людей, подкалывали их, сбивали. Алексей крепко запомнил первую - с морщинами, похожими на следы сабельных ударов, и вторую - безбровую, с широкими скулами.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
«МОЙ ДРУГ» Н. Погодина в Театре революции