За горизонтом синие дали, синие грани. Уходит пыльная дорога под копыта коня, - на Украине, на весенней голубой Украине всегда такая дорога. По ней уже в прошлом году проезжие люди замечали железные следы чьих - то невидимых чудовищных копыт. Это были взрытые следы «Катерпиллеров» безродненского колхоза «Новый путь». Извилист старый путь, прям «Новый путь». Тяжелая густая пыль покрывает края старого пути, - чист и ясен «Новый путь». Вот проплыли в два ряда стройные тополя когда – то кулацкой усадьбы. Тонкие, стройные, как дивчины, тополя уходят в весеннее небо, - и мы въехали в новые ворота, в новую жизнь, в новые впечатления.

Далеко за тыном поют девчата, - за тыном гудит веялка, идет очистка последней тонны посевного зерна к севу.

Молод колхоз, как его комсомольцы, и оживлен, как весной его золотые сады. Вы знаете лирику цифр? По - моему, эти цифры может петь у края дороги украинский кобзарь в своих легендах, по в этих цифрах нет ничего внешне легендарного, потому что бухгалтерия и счетоводство не знают легенд. Это лирика самого высокого и напряженного звучания: вместо 1 200 гектаров в прошлую большевистскую весну, колхоз покрывает во вторую большевистскую весну 12 000 гектаров; вместо зерна, протравленного в прошлом году на 12 процентов, будет зерно, протравленное в этом году на 94 процента. Это цифры внутренней рифмы. Но слеп и жалок будет человек, который представит себе за этими цифрами идиллию таких безболезненных побед. Нет, эти цифры сочатся потом и кровью, чужой местью, своим предательством. На бугре у тына стоял могучий молодой парень и грыз семечки, сдвинув картуз набекрень: картинка, а не парень! Что за чуб, что за брови! Но злая усмешка горела в его глазах, когда он смотрел на грязную и запыленную группу у веялки. Их здесь много, красавцев, в деревнях, бушевавших когда - то поднимем кулацких разбоев, этих молодых кулацких сынков, этой кулацкой молодой гвардии. Это их отцы, Титы, владельцы 600 и 800 десятин, вписывали когда - то в хозяйские книги штрафы, налагаемые на батраков:

- За разбитый стакан - 25 копеек.

- За удар цепной собаке - полтинник.

- За недочистку сарая - 35 копеек.

Это их папаши ворочали когда - то культурной и чистой перепиской с банками:

«Телеграф. Елисаветградскому Городскому банку. 16 июня 1913 года. Перевожу на мой текущий счет № 1106 из села Безродного пять тысяч рублей (5 000 рублей). Сообщите о состоянии дел. И. Г. К.».

Эти люди сохранились, пройдя бурю трех революций; кулаки от времени до времени разворачивают агитпропкампании такой силы, что позавидовать может любой агитпроп. Враг не спит. Стенгазета безродненской комсомольской ячейки поместила стихотворение батрака Абрама Кругляка, который пишет:

Враг не спит. Кулак широкопузый

Точит зубы на колхозный сев.

Эх, ударим же его, ребята,

Чтоб и не крикнул он, присев.

Враг не спит. Враг ходит среди колхозников, нашептывает, провоцирует, пускает ложные слухи. Он умеет «активизировать» баб - по-своему, так, что они избивают своих комсомольцев. Он мобилизует старых дедов, беззубых, жалких, из которых песок сыплется, и ставит их на службу своей политической работе. И они выходят в яркий воскресный день на базар и информируют, что в соседнем округе уже уводят к границе всех обобществленных лошадей, что в инкубаторах «испекли сто тысяч яиц», что во всех православных церквах будут выступать фокусники с ножами в зубах и развлекать продавшихся сатане колхозников.

И ползут ужами, подымают головы провокационные вопросительные знаки - из бабьего беззубого рта выползают они на улицу, на базар. Так мобилизует кулак и гнилую безнадежную старь и свою «молодую гвардию».

Где же твоя слава и деятельность, кулацкая молодая гвардия?

Прошли те времена, когда чубатые молодые хулиганы могли бить стекла в сельбуде, срывать портреты вождей, лупить комсомольцев. Теперь с такими вещами не только не шутят, - можно, например, заранее сказать, какой мерой социальной защиты оборачивается такая вылазка. Но если вражеская работенка идет где - то внутри, под покровами, тихо журча и подтачивая, то от этого она не безопасней, а наоборот. Вот об этом - то и речь.

Батрацкая бригада (четыре парня, каждому по 18 лет) ходила по дворам собирать семенной фонд, - кулачество срывало сев утаиванием семенных своих запасов. И было много разговоров по дворам между комсомольцами и «хозяевами» - это были встречи почти на поле битвы. Но самыми «лучшими» были встречи между этими восемнадцатилетними батраками и восемнадцатилетними кулаками. Видели ль вы ненависть, багровой струей растекающуюся по лицам встретившихся врагов?

И вот пришедшие четыре батрака «трусят зерно» у Ивана Григорьевича Короленко, бывшего владельца 500 десятин. Гость, непрошенный, четырежды проклятый гость заходил по укромным местам, разыскивая семенные запасы - основу всякого сева. И у Ивана Григорьевича Короленко, владельца 500 десятин, в недавнем прошлом уважаемого человека, взломали клуни, вытащили действительно спрятанные одиннадцать мешков пшеницы из ямы, взвалили груз на подводы. Мешки грузили на подводы с трудом, - собрались селяне, из полисадника вышел молодой Гавриил Короленко, молодой сынок уважаемого хозяина Коропенко, и налившиеся кровью глаза безмолвно свидетельствовали о том, что старые счеты ведутся крепко и их попытаются свести. Этим глазами, вероятно, глядели на залитую красной краской карту Украины атаман Тютюник, атаман Петлюра, атаман Зеленый, когда весной 1919 года они провели свой первый национальный сев. Много братских могил вы - росло на вольной украинской земле, много седых курганов, начиненных внутри костями и черепами, омываются холодными дождями. И через много лет, в новую эпоху нового сева, встретились два молодых парня у двора того Ивана Григорьевича, который организовывал в горячие времена 1919 года в Безродном продовольственное снабжение атаману.

- Ну что, вражий сын, доволен ты своими черными делами? - вышедши из палисадника, спросил молодой Коропенко.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.