В эту осень мы вспоминаем о многом: о горе и счастье, о борьбе и победах. Ярко встают перед нами величавые дни созидания - годы сталинских пятилеток.

Счастлив тот, кому довелось познать просторы родной земли, кто был овеваем её ветрами, кто тупил свой топор, врубаясь в её дремучие леса. Счастлив тот, кто закладывал новые города в спящей тайге, на берегу сурового океана или в безжизненной пустыне.

Отчего так любы и дороги нам города, возникшие в годы сталинских пятилеток?

Оттого, что они построены энтузиастами, покорявшими природу и в то же время переделывавшими самих себя.

В Сталинске и Магнитогорске, в Караганде и Комсомольске на Амуре - всюду вместе с новыми заводскими корпусами, шахтными копрами, кварталами домов рос и возвеличивался новый человек - гражданин страны социализма.

... Есть места, с которых, как С высоты орлиного полёта, раскрывается во всей красе своей дело человеческих рук. Величие созданного нами в годы сталинских пятилеток можно, например, почувствовать с высоты Прокопьевского Тыргана, в Кузбассе. Когда подымаешься на трамвае из Прокопьевска в Тырган, всё шире и шире раскрывается знакомый пейзаж. Город и рудник, выросшие там, где гуляли ветры. Новые посёлки, белыми квадратами обступившие новые надшахтные копры. Пощерблённые прокопьевские сопки и извилистая лента речки Абы...

И постоянно отсюда, с Тыргана, видишь выпирающее из - за прокопьевских сопок облако чёрного дыма. Зимой, летом, днём, ночью это облако, похожее на испарения, подымающиеся над кратером огнедышащего вулкана, не исчезает с кузбасского неба ни на минуту.

То дымы Кузнецкого металлургического завода. Дымы города Сталинска. Их видно издалека, за десятки километров.

Вероятно, автор этих строк уже стар, потому что он помнит время, когда этих дымов не было, когда не было и Сталинска. Счастье меня не миновало: я присутствовал на закладке первой кузнецкой домны. Всего 17 лет прошло с тех пор, но они равны столетию...

Котлован для фундамента домны начали рыть ранней весной, динамитом взрывали мёрзлый грунт. 1 мая 1930 года состоялось торжество: на дно котлована в бетонный ящик была вложена запаянная трубка с актом о закладке. То было начало - не домны, не города, но целой эпохи.

Со всех Концов страны прибывали люди на стройку. Сейчас трудно воспроизвести атмосферу того времени. Меты проклятого прошлого - нищета, бескультурье - давали себя знать на каждом шагу. Осенью 1930 года, когда нужно было начать огнеупорную кладку доменных печей, выяснилось, что на Кузнецкстрое нет ни одного огнеупорщика. На 20 тысяч строителей Кузнецкого завода нашёлся только один человек - рабочий Беленький, которому когда - то, где - то довелось поработать на кладке коксовых печей. И комсомольцы Любушкин, Запленков, Соколов, Синицын, Клименко и Рязанов учились у Беленького: они были первыми огнеупорщиками Кузнецкстроя.

В начале декабря пали большие морозы. Это было трудное время. Экскаватор отказался работать на мёрзлом грунте, но комсомольцы не отказались. Они били грунт ломами, грузили мороженые глыбы на железнодорожные платформы, синие от инея. Бетонирование велось при сорокаградусном морозе, без тепляков. А когда руководство стройки всё - таки решило прекратить зимние работы, три молодых инженера - доменщика начали борьбу против консервации. Инженеры Желток, Киселёв и Дымбовецкий хотели работать по специальности, а для этого им предстояло выстроить для себя доменную печь...

В самые жестокие морозы января и февраля 1931 года работа не прекращалась. Землекопы рыли котлованы для фундаментов вручную, кололи ломами и взрывали мёрзлую сибирскую землю, которая была твёрже железа. И все-таки, наперекор стихии, комсомольская бригада землекопов Терентьева давала в те дни 7 - 8 кубометров в талом и 5 кубометров в мёрзлом грунте.

Так строили. Люди преодолевали сибирскую зиму, отсутствие опыта, заминки в снабжении, неаккуратность заводов - поставщиков. Строители доменной печи в подавляющем большинстве своём были вчерашними сибирскими колхозниками.

Лютый ветер качал калильные керосиновые фонари, морозная, окаменевшая земля исходила дымом, но на лицах молодых строителей были радость, вдохновение, счастье... Иван Павлович Бардин не был ещё академиком. Он ходил тогда по котлованам стройки в потёртом кожаном пальто, сопровождаемый почтительной свитой инженеров американской фирмы Фрейн. Это были консультанты; они боялись Бардина и были при нём ниже травы и тише воды.

Помню, как подымали наклонный мост первой доменной печи.

Переводчица повторяла за американцем:

- Мост большой. В Америке такой мост подымают, разделив на две секции. Во всяком случае, так подымать нельзя: сначала надо его захлопать. И потом строить две мачты, с которых вести подъём... Прораб Курчин сидел на табуретке; он слушал переводчицу с гримасой человека, у которого болят зубы. Он мысленно подсчитывал: «Соорудить мачты!... Двадцать дней! Потерять ещё три недели!...»

- Это невозможно Скажите ему: это невозможно. Мы не можем больше ждать.

Старый обер - мастер, подбородок которого пересечён шрамом, чуть ли не единственный тогда в нашей стране человек, которому приходилось поднимать на своём веку наклонные мосты, говорит американцу:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.