Прошло лето, зима и ещё лето. Всеволод вытянулся, взгляд его стал строже; как часто бывает, он сразу превратился из юноши в зрелого человека. Не осталось и следа от былой неуверенности и некоторой флегматичности.
- Вы напоминаете камень, пущенный из пращи, - сказал ему однажды Левин. - В вас чувствуется большая целеустремлённость и от этого - спокойствие духа.
Они сидели в Летнем саду. Холодная Нева катила стальные волны. Марсоподобный Суворов устремлял недвижный взор туда, где освещенный лучами заходящего солнца вонзился в серое небо тонкий шпиль Петропавловской крепости.
- Известно ли вам что-нибудь о жизни Михаила Ивановича? - тихо опросил Всеволод Левина. - Он не любит говорить о себе, а мне неудобно расспрашивать его.
- Я тоже немногое знаю. Мне известно, что он родился в бедной семье, рано осиротел и провёл детство в Гатчинском сиротском институте. Другого образования он не получил. Выйдя из этого учреждения, он после долгих мытарств устроился мелким чиновником в петербургском градоначальстве и корпел там несколько лет, пока имя его не прогремело во всех столицах.
Быстро сгущались осенние сумерки. С реки потянуло сыростью и холодом.
- Пойдёмте! - поднялся Левин.
Он медленно пошёл по аллее, но вдруг остановился:
- Если бы Чигорину обеспечили условия для привольной жизни, для спокойной работы, то, поверьте, никто не сумел бы соперничать с ним в борьбе за мировое первенство. Ведь он как проигрывал? Нервы сдавали - вот и вся причина. Он видел дальше и острее, играл изобретательнее, но сказывались его впечатлительность и нервность, сказывалось треклятое его петербургское существование - и он делал глупейший промах.
- Это действительно было его всегдашней бедой, - пробормотал Всеволод.
- Ведь как он Стейницу проиграл? - не слушая его, возбуждённо говорил Левин. - В 1892 году в Гаване они играли матч. Условия были до десяти выигранных партий. После двадцати двух партий счёт был девять - восемь в пользу Стейница. И вот играется двадцать третья. Чигорин проводит её превосходно; в эндшпиле у него лишний конь. И тут, когда, строго говоря, его противнику просто неприлично откладывать капитуляцию, Михаил Иванович вдруг уводит слона, защищающего соседнее с королём поле. Результат - элементарный мат в два хода и проигрыш матча. Эх, что говорить!..
Трескучие звуки марша разорвали вечернюю тишину. Левин стал прощаться:
- Пойду за солдатами: люблю военную музыку.
Всеволод посмотрел ему вслед, потом неторопливо пошёл к Литейному.
На следующее утро он отправился к Чигорину.
- Здравствуйте, Михаил Иванович!
- Здравствуй, здравствуй, Всеволод! Присаживайся, поработаем. Сегодня разыграем гамбит Альгайера. Бери себе чёрные.
В этот день Чигорин был в ударе. Комбинации следовали одна за другой. Целый фейерверк угроз, пожертвований, ловушек, неожиданных тонких маневров. Этот взлёт передался и Всеволоду. Он почувствовал в себе боевой пыл, и мысль его стала особенно чёткой. Он проникал в замыслы Чигорина, парировал удары, то и дело сам переходил в наступление. Прошло два часа, за время которых в комнате не было произнесено и двадцати слов.
Вдруг Чигорин болезненно сморщился и застонал. На лбу его выступила испарина. Они прекратили игру.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.