В январе 1906 года по одной из московских улиц шёл высокий, немного сутуловатый юноша. Мороз был несильный, но промозглая сырость забиралась под одежду и заставляла невольно ускорять шаги. Однако юноша, хотя и поднял воротник и нахлобучил до самых ушей облезлую меховую шапку, продолжал идти не торопясь. Он только что закончил унылый рабочий день в банкирской конторе, в Москве у него не было никого из близких, и не для чего было спешить в одинокую, холодную каморку.
Откуда-то вырвались мальчишки с вечерними газетами. Юноша купил одну из них. Пахнущая типографской краской бумага манила его, и он, поколебавшись, остановился подле ярко освещенной витрины и развернул приятно хрустящий лист.
Театры, рестораны, кабаре... Это всё не для таких, как он. Вдруг ему попалось почти незаметное, набранное нонпарелью объявление: «Сегодня в Московском шахматном собрании, что в доме Левинсона по Большой Дмитровке, выступит приехавший из Петербурга известный русский шахматист господин Чигорин. Присутствовать дозволяется всем желающим».
Юноша задумчиво стал складывать газету. В последнее время ему не часто доводилось играть в шахматы: некогда, да и не с кем. Единственных своих двух партнёров из банкирской конторы он легко обыгрывает. Имя Чигорина заставило юношу встрепенуться. В следующий момент, нахмурившись, он подумал о своём лоснящемся на локтях пиджаке, о брюках с бахромою; затем решительно махнул рукой: «Э, всё равно!» Сунув в карман газету, он быстро, с видом человека, имеющего перед собой определённую цель, зашагал по шумной улице. Безмятежно выдержав презрительный взгляд раздевавшего его швейцара, он вошёл в зал.
Посредине стоял столик, окружённый плотным кольцом сидевших и стоявших зрителей. Игра уже давно началась. По напряжённому выражению лиц наблюдавших, по их застывшим, иногда в самых неудобных позах, фигурам юноша понял, что происходит нечто очень интересное. Он стал осторожно пробираться вперёд и вскоре протиснулся в первый ряд.
Едва взглянув на игроков, он сразу же понял, кто из двоих - Чигорин. Это был человек лет пятидесяти - пятидесяти пяти, среднего или даже ниже среднего роста, с красноватым лицом и слегка заостренным носом. Он носил усы и полукруглую бородку; когда-то, видимо, была у него пышная шевелюра, но теперь она сильно поредела. Одет он был старомодно: в засаленный, застёгнутый на все пуговицы сюртук, под которым виднелась белая сорочка с отложным крахмальным воротничком и чёрным галстуком. Но все эти детали т воспринимались мимоходом. Главное заключалось в его глазах, прикованных к доске и словно сверлящих её, и во всём его виде жреца, совершающего таинство обряда.
Чигорин прочно, неподвижно сидел на стуле, лишь иногда нервно покачивая ногой или раздражённо разгоняя голубоватый дым от сигары, которую курил его противник.
- Ферзя жертвует! - взволнованно шептались зрители. - Может, просмотр? Ведь ничего взамен не получает.
- Ну, ещё бы, просмотр! Он...
- Тише! Он что-то говорит...
Чигорин откинулся на спинку стула, глубоко вздохнул, как человек, завершивший большую и трудную работу, и явственно произнёс:
- Мат в восемь ходов.
Всё вокруг зашевелилось, как в потревоженном муравейнике:
- Где? Каким образом? Покажите! Противник Чигорина, роняя сигарный пепел себе на колени, недоуменно глядел на доску. Чигорин, улыбаясь, стал передвигать фигуры. Кольцо зрителей сплотилось ещё теснее. Иногда кто-нибудь, не сдержавшись, громко высказывал своё замечание, и тогда Чигорин, лукаво сощурясь, делал несколько быстрых ходов, ловко зажимая снятые фигуры между пальцами рук, а потом со словом: «Ясно?» - ставил фигуры в прежнее положение.
- Маг и волшебник! - сказал кто-то и зааплодировал.
Десятки рук поднялись, аплодисменты лёгкой стайкой взвились в воздухе. Чигорин с блуждающей на губах улыбкой поднялся и поклонился приветствовавшим его зрителям.
- Господа! - произнёс он. - Позвольте сказать вам несколько слов.
- Просим! Просим! - вокруг зашумели и сдвинулись поближе.
- Я не люблю, да и не умею много говорить, - тихо сказал Чигорин, - но сейчас, видя ваш живой интерес к шахматам, мне захотелось поделиться с вами некоторыми моими мыслями. Господа! Мне хотелось бы передать вам частицу того отношения к шахматам, которое испытываю я сам, посвятивший им жизнь.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.