- Хребет?!
Чары бросился к коню, ухватил под уздцы и потянул. Карлавач стремительным прыжком стал на все четыре ноги. Чары с усилием проглотил круглый ком, подступивший к горлу:
- И тебе не стыдно?..
Карлавач застенчиво отвёл голову и опустил на глаза длинные ресницы...
Уже четвёртый месяц занимался Чары с Карлавачем и по сей день не мог постигнуть причудливого характера коня.
От предков Карлавач унаследовал не только резвость и благородную стать, но и то гармоничное равновесие всех членов на скаку, которое отличает рекордсмена. Самые сложные упражнения, требующие обычно многих недель, Карлавач усваивал с первого раза. Но ни один навык невозможно было закрепить в нём навсегда. Казалось, всю науку Карлавач приобретает для одного себя. Если ему хотелось, он, играючи, выполнял любое, самое сложное требование; он, как нежная струна, отвечал на каждое движение пальцев наездника. В эти минуты поводья казались Чары слишком грубыми. Тут нужны были не ременные полосы, а тонкие шёлковые нити.
Но случались дни, и не о шёлке, а о палке из твёрдой чинары мечтал Чары. В такие дни Карлавачем овладевало какое-то весёлое безумие; двухлетний конь вёл себя, как стригунок: он не пенил, не окрашивал кровью глаз, с какой-то детской непосредственностью выделывал свои выкрутасы, не теряя при этом дружелюбного отношения к Чары. Это дружелюбие обезоруживало Чары. Он не хотел, не мог брать коня «на силу». Строптивости Карлавача он противопоставлял терпеливое упрямство. Он никогда не отступал от намеченной цели, на все выверты коня отвечал ласковым понуждением. Он оставался спокойным, когда всё внутри него дрожало от бешенства. И нервный, трепетный характер коня начал сдавать под этим ровным, не знающим спада упорством.
Чары находил для коня самые тучные луга, своими руками готовил тёплое пойло, засылал корм, мыл, скрёб, чистил. И неустанно наблюдал, изучал Карлавача.
Сарыев оказался хорошим хозяином колхоза. Ему удалось вернуть на конеферму нескольких коней, отданных Кургановым в частные руки. Из них лишь гнедой Мелекуш да каурый иомуд годились для объездки, остальные были испорчены: заезжены или закормлены яблоками.
Мелекуш и иомуд новой заботой легли на плечи Чары. Оба были смирными, усердными, но весьма посредственными конями. И хотя Чары не возлагал на них особых надежд, он считал своим долгом уделять им по нескольку часов в день для тренировки. Лишь когда из армии возвратились ярые лошадники, братья Карлиевы, он смог избавиться от этой дополнительной нагрузки и снова посвятить всё своё время Карлавачу.
Внешне Карлавач стал послушней, но внутренне он не покорился Чары. Случалось, Карлавач развивал такую скорость, что Чары утрачивал ощущение своего веса. «Карлавач - великий конь», - думал Чары. Эта мысль поддерживала его в те дни, когда все его старания разбивались о снисходительную лень коня.
В один из счастливых дней на площадку пришёл Сарыев. Когда Чары после пяти кругов остановил чуть взмокшего Карлавача, Сарыев сильной рукой притянул к себе друга и поцеловал.
- Идущий - и пески перейдёт, - сказал он.
Но похвала не обрадовала Чары. Он слишком хорошо знал зыбкость своих успехов.
Чары обладал прирождённым талантом тренера: волей, настойчивостью, проницательностью. Но он был молод и потому недостаточно опытен. Быть может, по этой причине за пёстрой сменой успехов и неудач он проглядел приближение зрелости Карлавача.
Однажды во время скачки, когда Карлавач был хорошо настроен и на большой резвости несся вперёд, какое-то острое, тонкое чувство подсказало Чары, что конь его обманывает. «Он заставляет меня принимать медь за серебро, - подумал Чары, - он водит меня за нос, как последнего дурака...»
- Чалтырак! - крикнул Чары и в первый раз, что было силы хлестнул Карлавача плетью.
Мгновенная острая дрожь пронизала тело коня и словно разряд тока сообщилась наезднику. Карлавач всхрапнул и полетел...
Ветер, который до того двумя упругими струями обтекал лицо, вдруг стал колючим и жёстким, мельчайшие пылинки, словно булавки, впивались в кожу, сухая травинка едва не выжгла глаз... Тщетно пытался Чары придержать коня. Карлавач не слушался поводьев. Когда он, наконец, уморился и стал, тяжёлая испарина покрывала его резко спадающие при выдохе бока. Он весь дрожал и отдёргивал голову от ласкающей руки Чары. В глазах его радужились слёзы. Так велика была обида Карлавача, что радость Чары мгновенно померкла.
- Что с тобой, Чары-джан? - участливо спросил Сарыев, повстречав тренера около конюшен.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
100 лет письма Белинского к Гоголю