Когда-то у Мереда Курбанова, председателя колхоза Шапак, была слава, но душа его оказалась слишком узкой, она не смогла вместить его славы. Меред стал чванлив, чванство обернулось толстым брюхом, ленивым, укороченным жестом - словно халат жал ему в проймах, - заплывшими глазками и тонким повелительным голосом.
С началом войны и уходом на фронт лучших работников для колхоза настали трудные времена. Война требовала подвига, но обленившаяся душа Мереда была неспособна на подвиг. У него была одна забота - любой ценой удержать свою меркнущую славу.
Когда приближалось время сдачи госпоставок, Меред приказывал запрячь в арбу пару верблюдов и ехал на базар. Там он закупал перо, пух, овощи и возмещал этим недостачу. Расплачивался Меред колхозной конюшней. Знаменитого жеребца Казгена он настолько часто уступал на сторону за разную мзду, что постепенно лучший производитель области утратил свою силу. Многих славных скакунов лишились конюшни Шапака. К концу войны здесь оставались два чалых мерина с белыми глазами, каурый иомуд сомнительной крови да полуторалетка Карлавач - конь вороной масти, последний отпрыск Казгена...
За год до окончания войны в колхоз вернулись два демобилизованных по инвалидности воина: Хаджи Сарыев и Чары Мамедов. Оба были славными джигитами, на колхозных скакунах уходили они на фронт, но там пути их разошлись: Чары остался в кавалерии, а Сарыев пересел на танк. Танкист вернулся первым: в бою под Варшавой ему раздробило руку. Сарыев быстро разобрался в делах колхоза и вывел Мереда на чистую воду.
Взамен Курбанова колхозники единодушно избрали башлыком Хаджи Сарыева. Он собрал стариков и сказал: «Поля жаждут воды, дайте им воду»; он сказал женщинам: «Та, что собирает больше хлопка, больше любит своего мужа-воина, лучше помогает ему». Он напомнил людям дни былой трудовой славы Шапака.
Но мечтой Сарыева было возродить колхозную конеферму. Старый колхозный тренер умер. Сам он не годился для воспитания коней: хорош джигит об одной руке! Все мужские руки были заняты на полях. Сарыев решил ждать, когда с фронта вернутся другие односельчане.
Ждать пришлось недолго. Недели через три воинская полуторатонка, идущая в Фирюзу, сбросила близ Шапака смуглого паренька в солдатской шинели без погон и с тощим вещевым мешочком за плечами. Когда паренёк спрыгнул с машины, на груди его звякнули четыре боевых медали и две звезды ордена Славы. Это был Чары. Чары Мамедов, о котором покойный тренер сказал: «Раз у вас есть Чары, я спокойно могу умереть».
... - Вот всё наследство Курбана, - тихо сказал Хаджи Мамедову, отворив дверь конюшни.
Чары улыбнулся. Он с наслаждением вдыхал пряный настой конского пота, соломенной подстилки - уютный запах конюшни.
- Ну, как, будет у нас конеферма, Чары? Чары снял с груди все свои награды и протянул их Сарыеву:
- Ты вернёшь мне их в тот день, когда люди перестанут говорить о Шапаке: «У них нет коней».
- Я положу их туда, где лежат мои ордена, - ответил Сарыев.
Из стойла высунулась узкая чёрная голова, карий глазок дружелюбно и чуть вопросительно скосился на Чары. Чары просунул руку между досками. Конь откинул голову и снова в полоборота поглядел на Чары.
- Зазывает, - усмехнулся Чары; он отворил дверь и, удерживая на себе взгляд Карлавача, приблизился к забившемуся в угол коню и потрепал его по гибкой шее.
- Чует руку! - радостно воскликнул Сарыев. - А никого не подпускал к себе!..
Пальцы Чары скользили по гладкой шерсти коня, под которой перекатывались тонкие крепкие мышцы.
Через неделю он уже гонял Карлавача на длинной верёвке - корде, которую держал в левой руке.
...Чары, пошатываясь, с трудом поднялся на ноги. Земля стояла торчком, он невольно откинулся назад, чтобы удержать равновесие. Кровь медленной, длинной волной отхлынула от головы.
- Карлавач!..
Он обернулся и увидел спину Карлавача, странно изогнутую, будто надломленную. Конь лежал на боку, чуть приподняв голову, и скрёб копытами землю.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
100 лет письма Белинского к Гоголю
16 - 31 мая 1947 года