- Но проклятая чертовщина всю поездку испортила.
Я насторожился.
Он поднял бледно - землистое лицо, обросшее мягкой бородой, посеребренной по бокам, в особенности под подбородком, с сильно обострившимся носом, взглянул на меня светлыми горячими глазами, потом чуть - чуть улыбнулся.
- Чертовщина - повторил он, - мы ее в своей повседневной работе на каждом шагу везде и всюду встречаем. Эта чертовщина отнимает у нас время, мешает строительству. Эта чертовщина иногда обретается в нашем брате - партийце, в обывателе...
Его слова начинали меня озадачивать, и я никак не мог разгадать их смысла: к чему и зачем все это?
Вдруг он неожиданно сказал:
- Все, Завалишин, испортила гоголевская тройка. Представь себе: ты бешено врезаешься в грядущее, а навстречу тебе мчится лихая тройка, позвякивая колокольчиками, и кричит и машет на тебя селифановским широко открытым ртом, синими глазами, руками, цветными вожжами, всей своей цветной безрукавкой: «сворачивай!», а тебе, представь, сворачивать некуда, так как по бокам глубокие рвы, и ты врезаешься все дальше и дальше, а гоголевская тройка с цветным Селифаном все ближе к тебе навстречу и глядит на тебя не глазами Селифана, не глазами Чичикова, Манилова, Собакевича, Хлестакова, а прет на тебя, понимаешь, другими глазами, другими красными рожами, рожами твоих современников... Калош, Сметан, Симфоний, Дорофей Потаповн... Эти тройки появляются и наяву, в повседневной нашей работе, мешают строить социализм, мешают работать, расхищают, растрачивают народное состояние.
Мы незаметно подъезжали к городу. Его золотые купола, кремлевские башни, напоминающие Византию и мрачный гений Грозного, разноцветные крыши ярко переливались на солнце. Фабрично - заводский дым казался под теплым, необозримо голубым небом серебряными облаками. Эти облака дыма быстро таяли в синеве.
Мимо нас плавно промчался открытый автомобиль, взглянув на нас жирными мордами, букетами цветов, огромными шляпами, ярко - красными газовыми шарфами, развивающимися на ветру.
Народный комиссар сказал: - Это тоже тройка, хотя и не гоголевская, - современная, но она на нашем пути.
Я не ответил: думал о Кузнецком Мосте, о толпах людей, которые праздно шатаются по тротуарам.
Улицы, заставы быстро двигались на нас.
Мы видели, как шевелилась вся Москва и, медленно поворачиваясь домами, толпами народа, двигалась всей своей разноцветной кутерьмой на наш автомобиль.
Мы глубоко чувствовали, что он грузно, непоколебимо врезался в грядущее...
Мы видели, как из - под шипящих и тяжелых его колес шарахались Сметаны, Калоши, Симфонии, Дорофей Потаповны в разные стороны... Грядущее все ближе... ближе... Я быстро повернулся на другой бок, лицом к двери.
В комнате было серо от утра. В дверь усиленно стучали. - Войдите, - крикнул я.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.