Но человек молчал, не обращал внимания...

Но это делалось только в пьяном, бесчувственном состоянии. Меня увозили куда - нибудь проспаться, а на утро я ехал на автобусе за город, в поле. Стоял там на ветру, расстегнув пальто и расставив руки. Ветром меня качало. Ослабевший, больной!...

... На другой день опять то же. Пустота и пустота! Ничего нового, ничего хорошего. Одно время я думал уйти в себя. Уединиться. Никуда не ходить, никого не видеть. Но я не мог! Влекло куда - то: на улицу к людям... Кой - как я протерпел с неделю. А потом сорвался, побывал кругом. В лото, в ресторанах...

А к утру меня на улице разбудили сторожа, прислонившегося к забору. Я был весь в грязи. Ночью шел дождь. Без фуражки, босой, избитый... Разбудили и провожали, как жулика. С подозрением глядели сзади. Я думал... «если бы они знали! Ведь перед ними недавний член горсовета, ярый активист своего союза. Человек, о котором одно время писали в газетах, как о пострадавшем за рабкорство...

Где все это? Я только грязный, босой, с подбитыми глазами, не по летам сгорбившийся»...

И вот вдруг все осеклось. Я стал другим. Начал читать. За книгами скорачивал свое время. Помирился со своим соперником. Вместе с ним ходили в кино. И все. Я уже не пил, чувствовал отвращение к водке. При одном ее виде меня тошнило.

Все больше и больше меня тянуло в комсомол. Написал о своей жизни все, как было, просил принять обратно.

На собрании зачитывали мое двух - листовое заявление. Выступил один, промямлил про мои ошибки - хулиган, говорит, пьяница... Но все - таки постановили взять на выявление, загрузить работой. А там видно будет.

И вот я - технический редактор стенгазеты. Рьяно взялся за работу. Писал, думал... И один выпустил несколько номеров. Из ячейки никто не писал. Об этом говорили на каждом собрании, призывали сотрудничать, но все напрасно.

Я выступал на каждом собрании, яро доказывал, призывал... Старался сделать полезное. Но со стороны не было поддержки.

Я опять впал в» уныние. Я угас. Поручения ячейки выполнял лишь как необходимое, без воодушевления. Появилась апатия, недоверчивость. Про ячейку я говорил:

- Делают собрания, принимают членов и больше ничего. Надо делать то, что полезно, надолго памятно!

Я часто спорил. Доходил до ругани.

Ах, как все поддельно кажется мне у людей! Или, может, я мало их знаю? Приехала Катя из Москвы, она теперь рафбаковка. Грустная такая.

- Ты что? - спрашиваю.

- Есенин!...

Ах, этот Есенин! Как много пошло моды на есенинский строй. Она уже повержена есенинским духом. Она начиталась его стихов, и уже готова. На прощальном вечере она хотела броситься с шестого этажа... Но... не бросилась! Жизнь! Желание жить - побороло всякий дух. Ну, ладно! Я допускаю мысль, что у ней может это появиться. Она находится в таком кругу, где чутко прислушиваются к Есенину... Но ее сестренка!... Эта ярко раскрашенная кукла, которая прочитала пять стихов Есенина, да вряд ли что - либо поняла в них, тоже впала в уныние!

Ах, черти! Ну, это ли еще не скоморошничанье?! Ну, как не противно смотреть на них. Петрушки - и больше ничего. Я ненавидел их, и ненавижу.

- А они меня?..

О, они тоже ненавидят меня!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.