Школа ненависти

В городе начали формироваться отряды Красной гвардии. Одним из первых, вступивших в ее ряды, был мой сверстник и сосед Петька Сорокин.

Как - то Петька пришел к нам. За плечами у него висела винтовка, на рукаве алела красная повязка, подпоясан он был утыканной патронами пулеметной лентой.

Не пропуская ни слова, слушал я его рассказы о том, что Красная гвардия скоро прогонит буржуев и власть тогда будет принадлежать рабочим. В тот же вечер я попросил Петю помочь мне записаться в Красную гвардию. Я оказал об этом Тане. До сих пор помню ее тихие и серьезные слова: «Леничка, милый, иди, но поклянись мне, что ты будешь беречь себя».

Ранним утром следующего дня мы с Петей отправились в путь. Сердце мое часто и тревожно билось, когда я поднимался по широкой устланной ковром мраморной лестнице штаба рабочей Красной гвардии.

В огромном залитом светом зале шумно толпился народ. Через минуту я очутился перед низеньким коренастым черноусым человекам, сотником Красной гвардии тов. Даниловым. Он критически оглядел меня с головы до ног и опросил, умею ли я стрелять. Я краснел и молчал: стыдно было сознаться, что стрелять я совсем не умею. Тут вмешался Петя; он стал горячо доказывать, что при его помощи я очень скоро выучусь... Подумав, тов. Данилов согласился записать меня в свою сотню. Через час я получил в цехгаузе красную повязку с надписью: «Сов. Раб. Деп. Красная Гвардия», значок красногвардейца и новенькую измазанную машинным маслом винтовку.

В городе запахло порохом. Националистическая Украинская Рада, объединившая ярых шовинистов, потребовала разоружения Красной гвардии. Совет рабочих депутатов категорически отклонил требование контрреволюционеров и в свою очередь потребовал прекращения провокационных нападений на красногвардейцев. Одновременно Совет рабочих депутатов обратился с воззванием к рабочим, призывая их влиться в ряды Красной гвардии и стать на защиту Советов...

Я лежу в оконном люке на главной улице, ведущей с вокзала в наш штаб. На этой улице вот уже второй день идут ожесточенные стычки с наступающими гайдамаками. Впереди меня удобно пристроился какой - то огромного роста матрос. Он долго и тщательно прицеливается в далекие, еле заметные фигурки перебегающих гайдамаков и после каждого выстрела яростно ругается. Когда он заряжает свой «винчестер», громкое щелканье затвора заставляет меня вздрагивать. Около матроса лежит огромная, 9 - фунтовая бомба.

На другой стороне улицы, в группе залегших и стреляющих красногвардейцев, я вижу знакомую вихрастую голову Петьки.

Далеко впереди показался бронированный автомобиль гайдамаков. Медленно, как будто сознавая свою мощь, ползет исполинское чудовище по мостовой, жутко ворочая дулами пулеметов. Вот оно совсем близко, я отчетливо вижу на башне желтую надпись: «Вильни Украина». Раздается зловещая дробь пулеметов. Матрос, отбросив в сторону винтовку, схватил бомбу, подбежал к броневику. Через миг страшный взрыв подбрасывает меня, на тротуар сыплется град стекол. Когда дым рассеялся, я увидел, что броневик резко наклонялся на правую сторону, а около него распласталось изуродованное тело матроса. Так погиб это безвестный герой.

Очистив центральные улицы, гайдамаки укрепились на вокзале, поливая свинцом все прилегающие к нему улицы. Тогда, по распоряжению штаба, броненосцу «Синап» приказано было открыть огонь по гайдамакам.

Покрывая грохот стрельбы, раздался мощный залп с «Синапа». Точно электрический так подбросил людей, кинувшихся с громким «ура» в атаку.

Я чувствовал, как какая - то могучая сила несла меня вперед, видел, как росло, приближалось ко мне здание вокзала, слышал нестройное «ура» десятков бегущих людей. Вот совсем уже близко вокзал, еще несколько шагов - и я взбегаю по широким гранитным ступеням, но вдруг рука онемела и винтовка выпала из ослабевших пальцев; в ту же минуту я почувствовал жгучую боль и... потерял сознание.

... Я лежу на кровати и слышу, как за перегородкой мать рассказывает обо мне соседкам.

Рана моя несерьезна, но я потерял много крови и очень ослабел.

Однажды вечером ко мне вбежал взволнованный Петя. Он рассказал, что положение чрезвычайно серьезное, подготовляется эвакуация города ввиду приближения немцев.

Дома оставаться мне было нельзя. В тот же вечер, попрощавшись с матерью, я ушел.

На всех перекрестках торчат угрюмые фигуры немецких часовых. На Приморском бульваре вытянулись в ряд немецкие гаубицы, а в городе, объединявшись с гетманской стражей, свирепствует немецкая жандармерия.

Рабочие организации частью разгромлены, частью загнаны в подполье. Идет великий организованный грабеж.

Немцы ежедневно вывозят с Украины огромные эшелоны продовольствия. А над городом уже висит призрак голода.

У пекарен, у магазинов и лавок выстраиваются бесконечные очереди. Они не расходятся ни днем, ни ночью. В этих очередях люди устраивались «солидно»: приходили с зонтиками, одеялами и подушками.