Когда Сергей Тюленин проснулся, солнце было уже высоко. Он вышел во двор умыться и увидел давно поджидавшего его друга - Витю Лукьянченко. Вместе они отправились в военный госпиталь. Надя Тюленина, работавшая в госпитале медицинской сестрой, провела ребят к врачу Фёдору Фёдоровичу.

... Серёжка и Витька, оба немного оробев, вошли в кабинет. Навстречу им встал высокий, широкоплечий, сухой, сильный, старик, чисто выбритый, с седой головой, с резко обозначенными продольными морщинами на загорелом, тёмного блеска лице с резко очерченными скулами и носом с горбинкой и угловатым подбородком: старик был весь точно вырезан на меди. Он встал от стола, возле которого сидел, и по тому, что он сидел в кабинете один, и по тому, что на столе не было ни книги, ни газеты, ни лекарств и весь кабинет был пуст, ребята поняли, что врач ничего не делал в этом кабинете, а просто сидел один и думал такое, о чём не дай бог думать человеку. Они поняли это ещё и по тому, что врач был уже не в военном, а в штатском: в сером пиджаке, край воротника которого выступал из-под завязанного у шеи халата, в серых брюках и в нечищеных, должно быть, не своих штиблетах.

Он без удивления и тоже очень серьёзно, как Надя, как Луша и как раненые в палатах, смотрел на мальчиков.

- Фёдор Фёдорович! Мы пришли помочь вам разместить раненых по квартирам, - сказал Серёжка, сразу поняв, что этому человеку ничего больше говорить не нужно.

- А примут? - спросил он.

- Найдутся такие люди, Фёдор Фёдорович, - певучим голосом сказала Надя. - Луша - няня из больницы - согласна взять одного и ещё обещала людей указать, и ребята могут поспрошать, да и я им помогу, да и другие из наших краснодонцев не откажут помочь. Мы б, Тюленины, тоже взяли, да у нас помещения нету, - сказала Надя и покраснела так, что румянец ярко выступил на её маленьких скулах. И Серёжка вдруг тоже покраснел, хотя Надя сказала правду.

- Позовите Наталью Алексеевну, - сказал Фёдор Фёдорович.

Наталья Алексеевна была молодым врачом больницы, не выехавшим вместе со всем персоналом из-за одинокой больной матери, жившей не в самом городе, а в шахтёрском посёлке Краснодона, в восемнадцати километрах от города. Поскольку в больнице ещё оставались больные и больничное имущество, лекарства, инструменты, Наталья Алексеевна, стыдившаяся перед сослуживцами, что она никуда не едет и остаётся при немцах, добровольно приняла на себя обязанности главного врача больницы.

Надя вышла.

- Садитесь на диван, товарищи. Теперь уж всё равно, - сказал Фёдор Фёдорович и сел на своё место у стола.

Он решительным, энергичным движением откинул полу халата, достал из кармана пиджака табакерку и сложенную мятую, старую газету, оторвал край газеты углом и с необыкновенной быстротой, действуя одной большой жилистой рукой и губами, свернул «козью ножку», которую тут же набил махоркой из табакерки, и закурил.

- Да, это выход, - сказал Фёдор Фёдорович и без улыбки посмотрел на ребят, смирно сидевших на диване.

Он перевёл глаза с Серёжки на Витьку и снова обратил их на Серёжку, как бы понимая, что он - главный. Витька понял значение этого взгляда, но нисколько не обиделся; он тоже знал, что Серёжка главный, и хотел, чтобы Серёжка был главным, и гордился за Серёжку.

В кабинет в сопровождении Нади вошла маленькая женщина лет двадцати восьми, но казавшаяся ребёнком: в её личике, ручках, ножках было то выражение детскости, мягкости и пухлости, которое так часто бывает обманчиво в женщине, заставляя предполагать сходный характер. Этими маленькими пухлыми ножками Наталья Алексеевна в своё время, когда отец не хотел, чтобы она продолжала образование в медицинском институте, проделала путь пешком из Краснодона в Харьков, и этими маленькими пухлыми ручками она зарабатывала себе на хлеб шитьём и стиркой, чтобы учиться, а потом, когда отец умер, на эти же ручки она приняла семью в восемь человек, и теперь члены этой семьи частью уже воевали, частью работали в других городах, частью были пристроены в ученье, и этими же ручками она бесстрашно делала операции, которые не решались делать и врачи-мужчины постарше и с большим опытом, и на детском пухлом личике Натальи Алексеевны были глаза того прямого, сильного, безжалостного, практического выражения, какому вполне мог бы позавидовать управляющий делами какого-нибудь всесоюзного учреждения.

Фёдор Фёдорович встал ей навстречу.

- Не трудитесь, я всё знаю, - сказала она, приложив пухлые ручки к груди жестом, так противоречившим этому деловому, практическому выражению глаз и её вполне точной и немного даже суховатой манере говорить. - Я всё знаю, и это, конечно, разумно, - сказала она и посмотрела на Серёжку и на Витьку без какого-либо личного отношения к ним, а тоже с практическим выражением возможности их использования, потом она снова взглянула на Фёдора Фёдоровича. - А вы? - спросила она. Он сразу понял её.

- Мне выгоднее всего было бы остаться при вашей больнице как местному врачу. Тогда я им смогу помогать при всех условиях. - Все поняли, что под «ними» он подразумевал раненых. - Это возможно?

- Это возможно, - сказала она:

- В вашей больнице меня не выдадут?

- В нашей больнице вас не выдадут, - сказала Наталья Алексеевна, приложив к груди пухлые ручки.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.