Записки дважды Героя Советского Союза гвардии майора Виктора Максимовича Голубева - рассказ о том, как рождалось уменье лётчика - штурмовика, как в жестоких схватках с врагом закалялось и оттачивалось мастерство прославленного советского асса.

С начала Отечественной войны и до осени 1943 года В. Голубев изо дня в день вёл боевую работу. На своём штурмовом самолёте «Ильюшин - 2» он уничтожил около 70 фашистских танков, свыше 250 автомашин с грузами, 20 немецких самолётов на их аэродромах и 3 самолёта сбил в воздухе, истребил больше 1000 фрицев. Этот счёт во много раз умножен лётчиками подразделения, которыми командует гвардии майор В. Голубев.

Две золотые звезды Героя Советского Союза и 5 орденов отмечают боевой путь 28 - летнего лётчика, бывшего слесаря завода имени Молотова в Ленинграде, старого комсомольца, а ныне - члена ВКП(б).

Страницы лётной книжки... Записи, похожие на лаконичный язык телеграфа: дата, часы и минуты, сжатая характеристика боевого задания, результат - краткая регистрация повседневной фронтовой работы лётчика. Но в памяти эти скупые строки, в которых запечатлены два военных года моей жизни, оживают незабываемыми картинами великой битвы за свободу вашей родины.

Вот наудачу раскрытая страничка: «4/XI - 41 г. Вылет на боевое задание. Уничтожение м/ч на аэродроме противника».

Как много говорит мне эта строка! Страшные дни переживала родина. На полтавском аэродроме, окаймлённом тополями, по - хозяйски расселись чёрно - зеленые машины со свастикой.

Послужите же теперь нам, тополя, не для украшения, а для боевого дела!... Укрываясь за их зелёными кронами, я неожиданно для немцев вынырнул над самым аэродромом. Жутко мчаться вихрем в пяти метрах от асфальта взлётной дорожки. Малейшее неверное движение - и не будет ни времени, ни пространства, чтобы приподнять разогнавшийся штурмовик... Врежешься в дерево, в фашистские самолёты, в асфальт. Но нет, не только руки, всё существо твоё уже натренировано для того бешеного воздушного аллюра, который называется «бреющим полётом».

Лёгкое движение - и мой «Ильюшин - 2», взревев, поднял вверх светлый круг вертящегося пропеллера, за ним потянулось всё тело самолёта. Разворот, нажатие кнопки и гашетки. Я ухожу удовлетворённый. Два фашистских бомбардировщика пылают, несколько других, несомненно, повреждены, между ними валяются убитые и раненые фрицы.

Но дотяну ли до своих? «Мессершмитты», зенитки изо всех сил стараются помешать этому. Я хитро маневрирую, и вот я дома.

Какое наслаждение, сбросив лётную одежду, растянуться после удачного боевого вылета на койке близ командного пункта! Усталость сковала тело - это был второй вылет за день. Перед глазами вспыхивают, гаснут, обгоняют друг друга эпизоды сегодняшних сражений: над полтавским аэродромом и первого - над колонной наступавших немецких танков. Я не позволяю себе уснуть. Мысленно прослеживаю все этапы боёв. Смотрю на себя как бы со стороны. Правильно ли действовал? Вот тут правильно, а вот этот приём ни в коем случае нельзя применять при будущих вылетах. А как подбросило мой «Ил» от разрыва моей же фугаски! Надо будет бомбить с большей высоты. Дым, огонь, вспышки разрывов сливаются в сонном сознании в какую - то сплошную пелену. Она окутывает меня. Я засыпаю...

- Старший лейтенант Голубев! На командный пункт! Старший лейтенант Голубев! Да, Голубев же, проснись!

Я вскакиваю, как от удара. И уже знаю, в чём дело.

Опять ревёт мой мотор, и опять удары зениток, пули, снаряды фашистских истребителей.

Так день за днём. Страничка за страничкой. У немцев в начале войны было больше машин. Советский летчик знал, что, идя в бой, он должен быть смелее, умнее, находчивей, чем целая стая врагов, с которой ему предстоит сразиться. В этих неравных состязаниях я выработал свой боевой стиль. Как это происходило? Вот несколько примеров.

Началось с неудачи. Случилось так, что первый боевой вылет мне пришлось совершить тотчас же после выпуска из авиационной школы. В те дни немецко – фашиские орды рвались к Москве. Уже был захвачен Смоленск. Фашистские танки двигались к Ярцеву. Мы, шесть молодых лётчиков, должны были на бомбардировщиках преградить немцам дорогу.

Вот и танки. Вокруг чёрные веера разрывов и «мессершмитты». У нас прикрытия нет. Бомбы мы всё же сбросили и повернули обратно. Вдруг за спиной застрекотал пулемёт. Мой штурман, Пётр Гребенюк, хорошо стрелял по фашистам. Но их было восемнадцать. Каждые три избрали себе по одному бомбардировщику. Тройка «мессеров» помчалась мне наперерез. Почему же пулемёт Гребенюка замолчал? Мне ответила дробь пуль по бронированной спинке: они прошли сквозь Петра. Я не успел оглянуться: металлический комар ужалил меня в шею.

Пропеллер почти остановился. Странная тишина. Машина куда - то проваливается. Решив, что пробиты и вытекли бензобаки, я переключил мотор на запасные. Нет, он бездыханен. А слева, из всасывающих патрубков, высунулся язычок пламени, за ним другой. Огненные ленты вились и под мотором. Пули щёлкали по приборам, дробя их в осколки. Я оцепенел. Я видел себя уже горящим. «Нечего оказать, славный конец!...» - мелькнуло в голове.

В следующие мгновения напряжением воли я стряхнул растерянность и охватившее меня тупое безразличие. Оглянулся: да ведь немцы гонятся за мной уже над территорией, занятой нашими войсками! Нет, не кончу так бесславно! Собрав последние силы, я выровнял машину и спланировал пылающий самолёт на ровный участок поля.

Пётр сидел в кабине, бессильно склонив голову, в луже крови. Я вытащил его из огня и положил на землю неподалёку от машины. Это был его первый и последний боевой вылет... Страстно захотелось снова подняться в воздух, отомстить.

Тяжёлый удар, пережитый мною, не прошёл даром. Я глубоко ощутил разницу между сознательным выбором лётчиком образа действий на поле боя и тем душевным состоянием, когда лётчик не испытывает страха перед смертью, но и не ищет вернейшего способа победить врага, а действует на авось. Управлять боевым самолётом - это раньше всего управлять своими нервами и своим сознанием.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.