Страницы летной книжки

С того дня я, кажется, ни разу не изменял этому правилу, и оно помогало мне побеждать в самой сложной обстановке.

Оно научило меня, между прочим, выработать в себе навыки координации, когда я пересел на штурмовой самолёт. Если, скажем, пилот бомбардировщика только ведёт машину, а прокладывает курс, наблюдает, стреляет и бомбит штурман, то лётчик - штурмовик проделывает всё это сам. К этому нужно добавить, что штурмовик чаще находится в неблагоприятных условиях - чаще пользуется плохой погодой, носится бреющим полётом. Движения рук, глаз, поворот головы должны быть рассчитаны по секундам.

Вспоминаю одну из штурмовок под Ворошиловградом в 1942 году. Стоял туманный зимний день. Подбрасывая подкрепления, немцы были уверены, что советские самолёты будут бездействовать: слишком низко и густо нависли облака. Но мы полетели - я и лейтенант Лысяк.

Винт яростно вращается в серой мути. Линия фронта остаётся позади. Немцы услыхали рёв моторов. Но поздно! Они не успели открыть зенитного огня, рассредоточиться. Весь боезапас я израсходовал над самой гущей фашистской колонны и благополучно вернулся к своим.

Мой спутник потерял меня из виду ещё до подхода к цели. Но он тоже обнаружил её, успешно атаковал и вскоре возвратился на наш аэродром. Так в несколько минут два самолёта сорвали операцию, в которой должны были участвовать сотни фашистов с артиллерией и танками. Многие из этих немцев навеки остались лежать в русских снегах, а немалая часть их вооружения превратилась в железный лом.

Но ведь всё могло окончиться иначе, как это было, например, в прошлом году под Орлом с молодым лётчиком З. После групповой атаки он не смог найти товарищей, заблудился и сел в 30 километрах от своего аэродрома. А заблудился он, ибо плохо координировал движения, забыл, что залог успеха для штурмовика - хорошо ориентироваться в воздухе. Мы же с лейтенантом Лысяком внимательно изучили незнакомую трассу полёта по карте, точно разметили время пролёта над каждым ориентиром. В воздухе мы всё время следили и за картой, и за стрелкой часов, и за земными ориентирами. Это обеспечило точный выход на цель и благополучное возвращение, несмотря на то что мы оторвались друг от друга и летели в тумане и облаках.

Лётчик - штурмовик должен уметь хорошо защищаться от вражеских истребителей. Здесь решают раньше всего смелость, уменье маневрировать, действовать активно.

Кто не помнит название «Совхоз Опытное поле»? Много раз мелькало оно в сводках Совинформбюро в дни битвы за Сталинград. Над этим совхозом произошло воздушное сражение, навсегда врезавшееся мне в память как одно из самых интересных.

Моя шестёрка, уклоняясь от густого зенитного огня, штурмовала немецкие танки и пехоту. Закончили. Нас осталось пятеро...

Тут и налетела дюжина стервятников. Часть из них, правда, вскоре занялась другой группой советских штурмовиков, остальные бросились на нас. Я построил пятёрку пеленгом, т.е. таким строем, когда машины становятся одна позади другой ступеньками. Потом перестроил их в оборонительный круг. «Мессершмитты» всюду натыкались на наши пулемётные очереди. Вскоре мы сбили один немецкий самолёт. Так мы четыре раза, то становясь в круг, то разламывая его пеленгом, прошли тридцать километров и без потерь вернулись к своим.

Таким же, как Сталинград, испытанием стойкости и уменья советского лётчика явилась орловская эпопея 1943 года. Вспоминая об одной из тогдашних наших штурмовок, могу пожелать всем моим коллегам никогда не попадать в подобную обстановку, а попав, действовать не хуже, чем мы...

Представьте себе восьмидесятикилометровую аллею из зенитного огня. Вы уклоняетесь в сторону и попадаете в такую же аллею. Чёрные кроны разрывов распускаются впереди, сзади, с боков. Иногда разрыв происходит так близко, что заглушает рёв мотора. Воздушная волна бросает самолёт, как морская волна лодку. Вы отводите машину ещё на несколько градусов в сторону, ещё и ещё... Нет, это не аллея; это густой лес разрывов! Они создают над вами второе небо, густо - чёрное, как сажа, осыпающееся металлическими осколками. Но вы ведёте машину вперёд и вперёд. Нужно во что бы то ни стало достигнуть вражеского аэродрома и уничтожить стоящие там самолёты.

Однако как вырваться из этих огненных аллей? Дать бы полный газ и помчаться поскорее к цели!... Будь что будет! Но это самый верный путь не к цели, а к гибели. А нужно выполнить боевое задание. Поэтому спокойствие, расчёт. Зенитки врага учитывают мой курс, скорость, высоту. Это создаёт им основу для прицела. Я должен опутать вычисления зенитчиков. Спасительный маневр! Я то прибираю газок, то беру ручку на себя. В обоих случаях машина теряет скорость. Ныряю вниз, взвиваюсь вверх. Все эволюции проделываю рывком.

И вот объект. Тут особенно плотен зенитный огонь. Время прицелиться и бить. Однако, готовясь к атаке, помню, что, уже протянув руку к горлу врага, я сам могу погибнуть, если сосредоточу всё внимание только на прицеливании. Нет, и здесь маневр! Мгновенный расчёт, молниеносные эволюции, и я снова путаю таблицу зенитчиков.

Так действовал я, и так действовали мои ведомые, заранее подготовленные к атаке. Этот налёт каждый включил в число самых славных дел своей жизни. Тридцать пять минут мы находились под непрерывным огнём, но ничто не могло помешать нам. Мы превратили в прах семнадцать фашистских машин. Мы уходили из - под Орла в облаках дыма, поднимавшегося на 600 метров. Это были указатели нашей победы.

Перелистывая лётную книжку, я мог бы ещё долго описывать свои боевые полёты. Ни один из них не походит на другой. Каждый требовал иной тактики. Но у всех моих побед есть некая общая почва, общие корни.

Мастерство лётчика - штурмовика весьма своеобразно. Это не только сумма специальных знаний и навыков: это прежде всего сумма человеческих качеств, выработанных воспитанием, самовоспитанием, всей жизнью и работой, предшествовавшими авиационной «карьере».

Кто мой самый верный друг и помощник в бою? Хорошо работающий мотор. И я знаю его досконально, постоянно слежу за его состоянием, перед полётом и в воздухе прислушиваюсь к тому, как он работает. Я стараюсь уловить всякую фальшь в его ритме. И мне не стоит большого труда установить и устранить её причину.

Жизнь мотора я узнал ещё в детстве. Я очень увлекался техникой. Когда мне было 12 - 13 лет, мой двоюродный брат Митя Голубев добыл где - то игрушку - железную лодку. Мы превратили её в самоходный катер, который лихо бороздил спокойные воды сухопрудного и Монастырского прудов в Угличе.

Потом я соорудил, пользуясь схемами журнала «Радиолюбитель», детекторный радиоприёмник, а затем и более сложные приёмники. Долго мучился я с моделью летающего самолёта. Всё шло хорошо, но моторчик не получался. Я не отступал. И для того, чтобы расшифровать загадку электромоторов, решил соорудить уже не для самолёта, а самостоятельно работающую модель электромоторчика. Замысел удался. Моторчик жил, хлопотливо отбивал такты. Сколько раз в жарких воздушных схватках я заставлял самолёт проделывать самые необычайные прыжки, выжимал из машины такую быстроту, какой она по своей «природе» как будто не может дать. Я действовал так в значительной степени потому, что с детства хорошо знал работу мотора. Игрушка, сооружённая мною в юношеские годы, весила с полкилограмма, а мотор штурмовика весит полтонны. Но в моём восприятии, между ними существует крепкая связь. Возня с игрушкой была для меня первой и очень прочной ступенью познания мотора.