«Орешек»

Ребята засмеялись.

- Сам отворяй!

Кирик просунул голову из - за рыжей женщины, достал из кармана горсть серебра и швырнул в ребят. Серебро зазвенело о перекладины отвода, ребята ахнули, захватили на пыльном пуховике дороги деньги, отвод скрипнул и побежал в сторону. Тройки ворвались в деревню...

Ифан Ифанович возвращался ночью из города. На вечеру прошла короткая, обильная мокрым, гроза и замесила дорогу черным, липучим тестом. Отвода в Березниках были открыты. Кучер пугливо торопился проехать деревню. На выезде, из - за срубов нового дома, густо и шлепке чавкнули комья земли. Рысак подхватил и понес. Жирная грязь ударила в лицо Ифану Ифановичу, и белый чесучовый костюм его попежел. Соломенную шляпу будто сдуло ветром и она, перекувырнувшись в воздухе, всплыла в глубокой кальевой луже. На спину кучера, как черные круглые часы, сел ком. Ифан Ифанович низко наклонился, и на загривок ему еще раз упала мокрая и слизкая глиняная олешка.

Мужики вышли из - за сруба на дорогу, выкинул один шляпу из кельи, наклал на нее, хохоча, грязи и повесил на отводной столбик. Рысак уходил на огни в «Орешке». Мужики глядели вслед.

- Не шляпу, самого бы выкупать в луже.

- Оскребай теперь блины с толстой шеи! И замолчали, сели у сруба на бревне, закурили. И один грустно, устало сказал:

- Не так, не так надо было, мужики. Вышло одно озорство... и все... Заодно огреть бы по спине слегой.

- Для началу довольно и так.

- Он это дело не оставит. Цепкой, как смола. Начнут по - пустому таскать...

- Ково тут таскать: всю деревню?

- Может, узнал.

- Поди ты - ночью узнал. Темно не темно, а рожи не видать.

Опять покурили, повздыхали. В «Орешке» раздался выстрел. Мужики вгдрогнули.

Гремело эхо в полях, над речкой, над Березниками, словно выглядывало, где бы упасть и смолкнуть в ночи. Потом в «Орешке» что - то лопнуло, разорвалось на части - - и по дугам из парка выскочили разноцветные звезды. «Орешек» выступил весь белым фасадом, над ним разбили цветной горящий шатер, словно спустили с неба лампады и зажгли на ночь. В середине шатра, поближе к земле, плавилось яркое бенгальское пламя, и деревья парка казались золотыми. По темному своду мягко и нежно скользили бесшумные огни. Ярко вспыхивая, чем выше, чем дальше, они медленно угасали и стремглав, по отвесу, падали розовыми слитками. Улетала потухавшая звезда выше других, останавливалась там, задумывалась - и пропадала.

Мужики жадными глазами глядели на «Орешек».

- Развлекаются! Люминации! Народ пугают!

В «Орешке» трубила медная труба. Звезды перестали показываться, только где - то в глуби парка зажгли костер. Подгорели снизу деревья, и красный свет текучим дымом кудрявился на колыхавших верхушках. У костра пели. Многими голосами перекатывались веселые песни. А потом затопотали ноги, и точно завертелись на ветру в крылатках мельницы, зашумели, захлестали по ногам бабьи сарафаны со всей округи. В чутких полях всякий звук отдавался ясным, чистым ответом.

Шляпа Ифана Ифановича серела на отводном столбике. Грязь ползла по щекам столбика и скатывалась в булькавшую лужу. Мужики слушали и глядели на шляпу. И по мере того, как убывала грязь в шляпе, шляпа шевелилась, будто ежась от ночной остуды.

- Шляпе не место, мужики... - сказали и подумали враз все.