Был на Березниках пастух Емеля, из ярославских. Шапчонка на Емеле была с драными отворотами, а по тулье цветы цепью. Повстречались они; Сергей Николаевич за свое, а Емеля весело засмеялся:
- Иди ты к такой матери! Нашелся тоже указчик!
Сергей Николаевич измордовал Емелю кулаками, пинками, царапаньем - и пошел гусем домой. Тогда Емеля очухался, взвизгнул, кинулся вдогонку, взвил плетью и огрел барина хлопушками по - тонким ножкам, по кормлен - ному заду - починил зад на лафтаки. Емелю засудили и осенью наняли на Березниках другого пастуха.
Кипела охочая кровь варом в Сергее Николаевиче. Был он нехорош лицом, будто смазные сапоги в заплатах, брали бабы подарки, скалили зубы, а в награду ничего. И спал Сергей Николаевич на птичнике с завалящей скотницей, - молоко спитое, не баба.
РОС КИРИК Чернов - отпрыск Сергея Николаевича, в зверинце, в птичнике, на конном заводе. Закидывал он на крепкой лесе крючок с хлебом на отцовский птичий двор, хватали хлеб глупые плимутроки, петухи, вытаскивал Кирик птичину, завертывал ей голову назад, тащил в поле к речке, к костру, жарили на угольках с деревенскими ребятишками. Он гонял по парку, лазил по деревьям, качался на послушных качковитых вершинах, дразнил ослов, тыкал острым, как шило, наконечником на палке оленят, козлов, лошака...
Ифан Ифанович приходил к матери в больших калошах, Кирик прибивал их гвоздиками к полу, управляющий валился, квася укладистый нос. Кирик вырос. И постарел «Орешек». Одряхлел и папаша, сидел, не вставая, серой ту - шей у окошка в павловском обнимчивом кресле, тряс головой, грыз репу и вышивал гладью никому ненужные пояса Ифан Ифанович по постным дням ходил в склеп к матери Кприка и потом проходил задумчиво в поля, стоял на межах, срывал и шелушил пальцами колосья... Кирик не любил «Орешка» и не гнездился в его старом дупле. Только приезжал он с приятелями Анатолием, с Ветошкиным, с Вит - конскими, с гулящими бабами на короткую побывку, ходили тогда старые половицы в доме, поводя плечами, звенели жалобно выпавшими зубами хриплые клавикорды, а на конном дворе была спешная случка, дразнили пробников и не давали им кобыл. Ночью в боковуше грузили пол перинами, спали там вповалку, менялись женщинами - и хохотали.
ИФАН ИФАНОВИЧ Гук тридцать лет косил черновские луга исполу с бсрезниковскими мужиками. Луга были неплодные, супесчаные. В этом году вдруг Чарыма разлилась на все Заозерье, и поднялась трава на лугах, густая попоясная, как на перегное. Ифан Ифанович не сдал мужикам лугов исполу. На Петров день катил он по Березникам в город... Ребята бегали по деревне и не отвели отвода. Кучер, грозя ребятам пальцем, слез с козел и отвел отвод сам. И тогда ребята закричали из - за изб, из - за колодца, с дороги:
Немец - перец, колбаса, Купил лошадь без хвоста, Он поехал, засвистал. Полны сани нахлестал...
И над головой кучера, над выстрелившими ушами рысака прокривили пулями легкие камни.
- Шорт, - пробурчал Ифан Ифанович, косясь недовольно на клочья дрожавшей бороды кучера.
Рысак взвил... Коляска быстро завертела тонкими обедами со стрельчатыми красными спицами. Один камень щелкнулся о кузов коляски, другие камни не долетали и отставали на дороге. Ифан Ифанович передвинул на сиденье широкое свое тело и обернулся к Березникам. - У отвода стояли ребятишки, кричали и грозили кулаками вслед. Кучер, хмурея лицом, тоже обернулся мельком на Березники и покачал головой. Съехали с горки, в лощину будто скакала сама дорога в кудрявой суматошливой пыли, и на подъеме рысак пошел шагом. Кучер, не выпуская натянутых проволок - вожжей, озабоченно сказал:
- Обратно надо в объезд... В деревне что - то неладно. Не наварзали бы?
Ифан Ифанович побагровел щеками и шеей.
- Нишею. Объезд ошень далеко. Им надо шушленик.
Тридцать лет ездил Ифан Ифанович, тридцать лет отводили отвода в Березниках, кланялись, ждали гостинцев, протягивали руки: он не глядел и не платил.
За Вереей, от города наскакали две пьяных тройки. Кучер свернул рысака и снял картуз. Ифан Ифанович заторопился, неласково и часто мотая головой. Тройки скакали в Орешек. На первой тройке сидел Кирик и держал на руках рыжую пьяную женщину, две других женщины обнимали его с боков. На второй тройке было густо народа: сидели, лежали, стояли. Анатолий стоял и держался за кушак ямщика.
- На побывка, - недовольно сказал Ифан Ифанович. - Делает безобразий...
- Барин - веселье, - ответил кучер и рванул рысака.
На Березниках ребята услышали колокольцы троек, встали у отводов, начали отводить, вглядываясь в молотившие ноги лошадей, и, узнав орешковского барина, опять затворили отвода. Ребята насмешливо глядели на осевшие тройки - и не шевелились.
- От - во - ря - я - й! - взревел ямщик и щелкнул плетью.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.