Перелом был совершен, положение восстановлено; Фрунзе оставил полк и поехал с Еланем к другому полку, к пугачевцам. Взбирались на холмики, на пригорки, осматривали местность, совещались, как лучше развивать операцию, вновь и вновь разучивали карту, всматривались пристально в каждую точку, сравнивали с тем, что видели здесь на самом деле. Пугачи продолжали идти по берегу. Стали подходить разницы и батальоны Домашкинского полка; они выравнивались вдоль шоссе. В полдень был отдан приказ об общем дальнейшем наступлении. Как раз в это время показались колонны неприятельских полков; они с севера нависали ударом в центр группы, готовой к наступлению.
- Это, может быть, стада, - предполагали иные.
- Какие стада, когда штыки сверкают! - замечали им.
Видно ли было сверкание штыков, - сказать нельзя, но уж ни у кого не было сомнения, что идут неприятельские полки, что от этого боя зависеть будет многое. Фрунзе хотел участвовать и в этой схватке, но Елань упросил, чтобы он ехал к переправе и ускорил переброску полков другой дивизии. Согласились, что это будет лучше, и Фрунзе поскакал к переправе. Скоро под ним убило лошадь и самого жестоко контузило разорвавшимся поблизости снарядом. Но, и будучи контужен, он не оставил там работы, на берегу, - подгонял, помогал, советом, переправил туда часть артиллерии.
Прежде всех подвел к Иваново - Вознесенскому полку батарею Хребтов. Он встал позади цепей и в первом же натиске неприятельском, когда застыли цепи в состоянии дикого, окостенелого выжидания открыл огонь. И бойцы, заслышав свою батарею, вздрогнули, весело, пошли вперед...
Наступление развить не удалось: на разинцев и домашкинские батальоны навалилась грудью вся та огромная масса, что двигалась с севера. Слишком неравные были силы, слишком трудно было удержать и перебороть этот натиск, - разницы дрогнули, отступили: в одном батальоне произошло замешательство - там было мало старых бойцов, больше свежей, непривыкшей молодежи; этот батальон сорвался с места и помчался к берегу, за ним кинулись отдельные бойцы других батальонов. Иваново - возне - сенцы задержались под Турбаслами. Теперь часть неприятельских сил обратилась на них. Елань подскакал к Хребтову.
- Разинцы, Хребтов, отступают, надо помогать! Поверни орудия, бей правее по тем частям, что преследуют отступающих!...
И Хребтов повел обстрел. Верный глаз, смекалка и мастерство испытанного закаленного артиллериста сделали чудо: снаряд за снарядом - и в самую гущу, в самое сердце неприятельских колонн... Наступление было остановлено.
В это время Чапаеву на том берегу помогал при переправе Михайлов. Когда он увидел, что к берегу сбежалась масса красноармейцев, понял, что дело неладно, побежал к Чапаеву, хотел доложить, но тот уже все знал.
- Михайлов, слушай. Только сейчас погрузили мы батальон еще... Туда нужны силы... Этого мало... Надо отогнать этих с берега, - понял? От них - одна гибель. Поезжай, возьми их обратно, за собой - понял?
- Так точно, - и Михайлов уж на том берегу. Разговор у него короток, да и нет времени разговаривать: задержав иных бегущих плеткой, иных револьвером остановил, крикнул:
- Не смей бежать! Куда, куда бежите? Остановись! Одно спасенье - идти вперед! За мной, чтобы ни слова. Кто попытается бежать - пулю в голову. Сосед - так его и стреляй. За мной, товарищи, вперед!
Эти простые и так нужные в ту минуту слова разогнали панику: бежавшие остановились, перестали метаться по берегу, сгрудились, смотрели на Михайлова и недоуменно, и робко, и с надеждой:
«А не ты ли и вправду спасешь нас, грозный командир?»
Да, он их спас: в эти мгновения иначе, как плетью и пулей, действовать было нельзя. Он взял их, повел за собой. Построил, как надо, толпу снова превратил в организованное войско. И теперь, когда подходил с ними навстречу отступавшим двум разинским батальонам и домашкинцам, те вздрогнули радостью, закричали:
- Пополнение идет! пополнение!
В такие минуты ошибку рассеять было бы преступлением, их так уверили, что тут показалось действительно, пополнение. Батальоны повернули, пошли в наступление.
Но победы здесь не было. Только - только удалось неприятеля отогнать, и когда отогнали, главные силы его загнали на Иваново - Вознесенский полк: он очутился под тяжким ударом, он выдержал одну за другой четыре атаки нескольких неприятельских полков. Здесь героизм и стойкость были проявлены необыкновенные. Выстояли, выдержали, не отступили, пока не подошли на помощь свои полки и облегчили многотрудную обстановку...
Ушедших по берегу пугачевцев, чтобы не дать оторваться, надо было оттянуть обратно; когда приказание было отдано, и они стали отходить, - молчавший и, видимо, завлекавшие их неприятель открыл одну за другой ряд настойчивых атак. Пугачевцы отступали с потерями... Схватывались, отбивались, но в контр - атаку не ходили - торопились скорее успеть на линию своих полков.
И когда все части снова были оттянуты к шоссе, сюда пришло известие о том, что Чапаев ранен в голову, что Еланю поручается командование дивизией... Тяжелая весть облетела живо полки, нагнав на всех уныние... Вот и не видели бойцы здесь, в бою Чапаева, а знали, что тут он, что все эти атаки, наступления и отходы, что все это не помимо него совершается. И как бы трудно ни было положение, верили они, что выход будет, что трудное положение минует, что такие командиры, как Чапаев и Елань, не заведут на гибель. Узнав про чапаевское ранение, все как - то сделались будто тише и грустней... Наступление к тому времени уже остановилось, сумерки оборвали перестрелку. Затихло все. Над полками тишина... Во всех концах стоят сторожевые Охранения, всюду высланы дозоры. Полки отдыхают, На утро, перед зарей, назначено общее наступление.
Во 2-м номере читайте о величайшем русском враче Сергее Петровиче Боткине, об удивительной судьбе государственного и военного деятеля Михаила Семеновича Воронцова, о жизни и творчестве писателя Ильи Григорьевича Эренбурга, окончание детектива Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.