Вера Подгорная вышла за ворота Ботанического сада и тихо пошла по Песочной к своему дому, не обращая никакого внимания на отчаянную пальбу зениток. Всё это время она жила, замкнувшись в себе, в своём горе и в своих мыслях, и сложность личных жизненных решений пугала её больше, чем немецкие самолёты. Две недели назад её разыскал в Ботаническом саду незнакомый сержант. После этого начались бомбёжки, бесконечно сменяющие одна другую воздушные тревоги, после этого бомба упала в оранжерею и весь персонал несколько суток не уходил с работы, спасая от осеннего холода нежные тропические растения... Всё это было после прихода сержанта, но Вера отчётливо помнила только разговор с ним. Всё, происшедшее потом, мелькало перед ней как сон - обрывками, неясно, невнятно... Тогда она стояла среди кустов красных роз, которые отдал под её опеку Юрий, уходя в армию. Розы в этом году цвели долго и пышно, как никогда. Она срезала розы и, случайно подняв глаза, увидала главного садовода Терентия Ивановича, приближающегося к ней с незнакомым военным. Она сразу поняла, что военный принёс известие о Юрии, - может быть, потому, что оба шли молча и издали всматривались в её лицо.
- Вера Даниловна, к вам, - сказал Терентий Иванович и свернул мимо кустов, не подходя здороваться, и тогда Вера поняла, что известие плохое.
- Сержант Бобрышев, - представился военный. Вера выронила ножницы и сказала тихо:
- Окажите сразу. Сразу. Так будет лучше.
Бобрышев всматривался в её сдержанное и строгое лицо, потом его взгляд скользнул по её фигуре и снова взметнулся к её лицу. Должно быть, он знал, что она беременна, и боялся повредить ей.
- Ничего, говорите. Только сразу, - повторила она и взяла его за руку.
А сержант вдруг поднял к губам её руку и поцеловал неуклюже и робко, и на глазах его показались слёзы.
- Ваш муж много говорил о вас, - сказал он, - он говорил, что вы настоящая русская женщина - добрая, сильная, красивая; не часто муж говорит так о своей жене... Я всё мучился, идти ли к вам... Убитый он упал или раненый, не знаю... Может, в вашем положении лучше ничего не знать?... Но я подумал: может быть, вам уехать лучше или помочь надо...
- Его не нашли? - спросила она.
- При отступлении это было...
И тут она сказала слова, которых сама испугалась, но они жили в ней и теперь как страстная, горькая мольба:
- Пусть бы уж он был убит! Потом она попросила:
- Пойдёмте!... Походим!...
Они шли по дорожкам, среди чудеснейших цветов и деревьев, горевших всеми красками осенней, прощальной красоты.
- Значит, вы оба этим и занималась? - задумчиво сказал Бобрышев. - Красивая у вас профессия...
Она торопливо рассказывала этому чужому человеку, что выросла в Курской области я с детства ухаживала за яблоневыми, грушевыми и вишнёвыми садами, а Юрий рос на Украине и оба они любили свою профессию, пять лет работали вместе в Ботаническом саду и думали, что так и будут жить.
- Понимаете? - спросила она. - Ведь это всё для человека, для того, чтобы люди жили красивее, богаче, лучше!
Прошло иного времени, прежде чем она собралась с силами и смогла выслушать подробный рассказ Бобрышева о том, как погиб Юрий. Они сели на скамейку у маленького пруда, и Бобрышев медленно вспоминал дни, проведённые вместе с Юрием, их разговоры, их бои и последний бой, когда Юрий упал раненым.
- Тогда трудно было хорошо держаться, - сказал он, - но про мужа вашего ничего худого не скажешь. Хороший был боец. Неопытный, правда, но стойкий.
- Он никогда раньше и винтовки не держал, - сказала Вера. - А душа у него сильная.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.