На портретах, в особенности на портретах 70 - 80 - х годов, Щедрин изображен как старик, с большой седой бородой, с большими строгими выпуклыми глазами, с общим суровым выражением лица.

Этот внешний облик Щедрина совпадает с тем, что говорили о нем современники. Авдотья Панаева встретилась впервые с Щедриным, когда он был еще юношей - лицеистом «Юный Салтыков, - пишет она, - и тогда не отличался веселым выражением лица. Его большие суровые глаза сурово смотрели на всех, и он всегда молчал».

Потом Панаева встречалась с Щедриным в редакции «Современника» и отметила в своих воспоминаниях: «Сумрачное выражение его лица еще более усилилось».

Так вспоминают о Щедрине и другие и рассказывают при этом о резкости Щедрина, о припадках гнева, раздражительности. А враги Щедрина распускали слухи об его грубости. Молодые писатели боялись показывать свои первые произведения Щедрину и все же шли, робея, и показывали, так как в литературных кругах Щедрин пользовался огромным уважением и писательский его авторитет стоял незыблемо. Бывали случаи, когда с первых же слов в ворчливом баске Щедрина начинали рокотать громы и посетитель уходил как ошпаренный. Но бывали, и нередко, случаи, когда молодой писатель, приготовившийся к разносу, открывал за суровой внешностью мягкую душу, читал в строгих глазах одобрение и уходил обласканный и обнадеженный.

Суровость и резкость Щедрина были на деле его прямотой. Он не умел лукавить и скрашивать горькую истину сладенькой фразой. Даже тогда, когда он был чиновником в небольшом чине, он резал правду в глаза своему начальству. Губернаторы воевали с непокорным подчиненным и требовали от министра, чтобы он убрал чиновника, не признающего различия в тоне при обращении к начальству.

В 1875 году Щедрин побывал в Париже. Тургенев пригласил его к себе и угостил комедией графа В. Соллогуба, ныне по заслугам забытого, а некогда популярного водевилиста. Тургенев и Соллогуб принадлежали к «высшему» обществу, чтение происходило в салонной обстановке, хозяин был изысканно вежлив и учтив. Щедрин слушал сумрачно, сдерживая свое раздражение против несимпатичного ему автора. Но когда по ходу комедии оказалось, что одно из действующих лиц - нигилист (так реакционеры называли революционеров 60 - х годов) и для пущего осмеяния нигилизма он представлен как вор, - терпение Щедрина лопнуло. Позабыв всякие салонные приличия, он так закричал на автора, что тут же пришел конец и чтению, и церемонной учтивости, и приятному вечеру в гостях. Сам Щедрин рассказывал об этом: «Не знаю, что я говорил Соллогубу, но Тургенев сказывает, что я назвал его бесчестным человеком».

К старости эти черты суровости, резкости, раздражительности усилились. На последних портретах и фотографиях отражено болезненное состояние, в котором находился Щедрин. Некоторые художники придавали страдальческий облик писателю. Это совпадало и с народническим представлением о демократическом писателе как «страдальце» за народ.

Щедрин болел долго и мучительно. Последние годы его жизни - это сплошная пытка, физическая и моральная.

Но вот чего не отметили художники в портретах Щедрина: когда ему становилось невтерпеж, он брал перо или карандаши писал иногда дрожащими руками - письма своим близким друзьям и сам улыбался при этом, а друзья, получив письма, неудержимо смеялись, переписывали и распространяли эти письма как драгоценные юмористические миниатюры. Можно сказать, что Щедрин лечил себя смехом. В частных письмах он не стеснял себя цензурными маневрами, давал волю своему богатому воображению, и многие его письма, не предназначенные для печати, являются теперь замечательным дополнением к его литературным произведениям.

Щедрин был величайшим мастером смеха. Он очень любил юмор, и его остроумные шутки ходили по городу и по стране, как некогда эпиграммы Пушкина. Врачи послали его, почти умирающего, заграницу. Он не мог ходить, его вывозили на колясочке, а он сочинял новые сатирические произведения и в письмах к Некрасову беспокоился больше всего о том, не отразилась ли его тяжелая болезнь на юморе.

Но ни болезнь, ни другие тяжкие испытания, которыми богата была жизнь Щедрина, не отражались на силе его юмора. Напротив, в последних его произведениях сатирические краски блистают особой яркостью, живостью, разнообразием. «Сказки» полны юмора, задора, свежих образов, метких характеристик.

Свыше тридцати лет при жизни Щедрина читающая Россия смеялась вместе с писателем.

Получив новую, только что вышедшую из печати книжку «Отечественных записок» в желтой обложке, читатели прежде всего разрезывали листы со статьями Щедрина и уже заранее улыбались, предвкушая удовольствие. Смех звучит, не прекращаясь, пятьдесят лет после смерти Щедрина, и никогда он не был, пожалуй, так звонок, так единодушен, как в наши дни.

В самом деле, какое богатство юмористического воображения! Вспомните хотя бы только фантастическую галерею образов «Истории одного города». Градоначальник с фаршированной головой, с головой, в которой был органчик, комическая история глуповцев, похождения влюбленного бригадира, идиотская фигура Угрюм - Бурчеева...

Тургенев относился на первых порах враждебно к Щедрину и пренебрежительно отзывался о «Губернских очерках». Но после «Истории одного города» он писал о Щедрине как о русском Свифте и сравнивал историю Глупова с «Путешествиями Гулливера». Действительно, по силе своего смеха Щедрин стоит в одном ряду с величайшими мировыми сатириками.

Даже противники и враги Щедрина должны были признать силу его сатиры. Они мстили Щедрину тем, что объявляли его «смешным» писателем. Реакционный критик Чуйко писал о Щедрине: «... Салтыков забывает свои политические цели и увлекается потоком шутовских образов, вызванных его воображением. Одним словом, он скорее фельетонист, чем сатирик. Как у сатирика, так и у фельетониста насмешки и преувеличения бесспорно играют первенствующую роль; у первого, однако, цель серьезна, потому что существует серьезное мировоззрение; а у второго - одна лишь цель - посмеяться и позабавиться, без всяких других намерений».

Это повторяли многие буржуазные критики, реакционные и либеральные. Они делали вид, будто смех Щедрина их совсем не задевает. Но раздражительность, с которой они писали о Щедрине, показывала, что на деле сатира его задевала за живое. Каждое новое произведение Щедрина вызывало бурю в реакционной печати и плохо скрытую злобу - в либеральной.

Даже Писарев в полемическом ослеплении назвал сатиру Щедрина «цветами невинного юмора» и советовал Щедрину оставить сатирическое поприще и заняться популяризацией естественных наук. В деятельности талантливого критика это был такой же грубый и печальный промах, как и пресловутое развенчивание поэзии Пушкина.

Ошибкой Писарева охотно пользовались политические враги Щедрина. В либеральном «Вестнике Европы» премудрый критик назвал «Историю одного города» пародией на историю русского народа и ужасно обиделся за глуповцев. Тщетно Щедрин разъяснял либеральным профессорам, что его сатира есть в действительности защита русского народа от дворянски - помещичьего Глупова, что задача передовой сатиры в том и заключается, чтобы преодолеть глуповскую пассивность общества. Либеральные общественные круги знали, что под понятие глуповского либерализма подходят и они. Щедрин, не стесняясь, называл «Вестник Европы» с его красной обложкой «крашеным гробом» и родословную редактора Стасюлевича выводил из тайного сожительства тупого литературоведа Галахова с гоголевской Коробочкой.

Своих противников Щедрин представил в сатирическом образе глупенькой дамочки. Ее познакомили с писателем.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.