Нет нужды подробно рассказывать здесь о героизме участников знаменитой обороны Севастополя в дни Восточной войны 1853 - 1856 года, о беззаветной храбрости и стойкости русских солдат и матросов, отражавших в течение долгих одиннадцати месяцев натиск превосходно вооруженных и экипированных союзных войск...

Эту изумительную стойкость русских солдат вынуждены были признать и враги. Так, ад'ютант 95 - го французского пехотного полка Жорж Эрбе, участник Крымской кампании, в своих письмах семье (опубликованных впоследствии в Париже) приводит замечательный пример преданности русского солдата воинскому долгу.

Прочтите эти строки, написанные французским офицером, и вы согласитесь, что никаких комментариев здесь не требуется...

«8 июня 1855 года. Волынский редут под Севастополем.

Любезные родители!

Вчера после штурма, в котором участвовал горячо любящий вас сын, над Волынским редутом взвился флаг великой Франции. Впервые за девять месяцев проклятой осады Севастополя мы одержали успех над русскими. Первый успех! Четыре дивизии - 35 тысяч бравых французов - были брошены на девять сотен защитников трех передовых русских редутов. Дрались русские, как львы, умирали, как герои, но мы растоптали их, правда, ценою потери шести с половиной тысяч человек - почти десятой части всей нашей армии.

Благочестивыми молитвами матушки я остался жив и невредим. Когда бой к ночи стих, мы, изнемогая от усталости, заснули под открытым небом, положив головы на трупы товарищей и врагов.

Я проснулся от головной боли. Раскаленное солнце стояло высоко. Вокруг было страшное зрелище. На изрытой ядрами площадке редута, на искалеченных пушках и обвалившихся брустверах из мешков с землей - всюду валялись трупы, трупы и сотни раненых без помощи, без глотка воды под безжалостным солнцем.

Спасаясь от нестерпимого зноя, я забрел в землянку и присел на скамеечку в раздумья, Когда наша армия высаживалась в сентябре прошлого года на берег Крыма, мы отплясывали друг с другом ригодон в надежде плясать его через два - три дня с севастопольскими красавицами в их чудесном городе. Ничего невероятного в этих надеждах не было. С суши Севастополь был беззащитен. Но русские - удивительный народ! В два - три дня они превратили город в грозный, укрепленный лагерь, принудив нас отказаться от немедленного штурма и перейти к осаде, опустошающей наши ряды ядрами и тифом уже десятый месяц.

В этих невеселых размышлениях я рассеянно глядел в глубь землянки, на полусорванную, разбитую дверь, ведущую в пороховой погреб, и на валявшегося вблизи ее русского солдата с размозженной ногой. Заполз он сюда, вероятно, подобно мне, чтобы укрыться от солнца. Он был невелик ростом, неширок в плечах. На лице, изнуренном тревогами боевой жизни, блестели умные голубые глаза. Это был какой - то удивительный, странный блеск! Раненый не стонал, только испарина на лбу говорила о его страданиях. За ним к выходу тянулся кровавый след.

Мне стало жаль его. Поленятся заглянуть сюда санитары, и он, брошенный и забытый, истечет кровью. Я приказал капралу вынести его на воздух. Плечистый капрал брезгливо покосился на русского, но тотчас вызвал четырех солдат. Раненого унесли.

Меня вызвали к полковнику, и только часа через два я вернулся в землянку. К удивлению моему, у полусорванной двери, сквозь щели которой виднелись бочки с порохом, опять лежал тот же раненый. Глаза его по-прежнему горели тем же странным блеском. В руках он что - то держал и при моем появлении судорожно стиснул ладони, словно пряча какие - то сокровища.

Заподозрив его в намерении поджечь порох и взорвать себя и нас, я выхватил пистолет и крикнул проходившему мимо землянки капралу:

«Сюда! Ко мне без промедления!...»

- Что угодно, капитан? - спросил встревоженный, запыхавшийся капрал.

- Не мешкая, хорошенько обыщите этого человека! Раненый отчаянно сопротивлялся. В его левой ладони нашли медный нательный образок, на земле у груди спичку с истертой об образок фосфорной головкой, а в другой ладони еще две спички с целыми головками.

Я мог без суда пристрелить раненого на месте, но меня изумило бескорыстие его подвига. Он готов был исполнить свой долг, не заботясь о том, что его геройское имя останется неизвестным народу и родине. Я убрал пистолет и приказал капралу:

- Разыщите санитаров и тотчас отнесите раненого в госпиталь.

Любезные батюшка и матушка! Посылаю вам образок со следами красного фосфора, чтобы и вы почувствовали, что за удивительный народ эти русские. Когда кончится эта проклятая война, милость, которую я буду просить у бога, - это не сражаться более против русских. Вместе с ними - да, и никогда против них! Любящий вас сын Жорж Эрбе».

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.