Усов чиркнул спичкой и поднес ее к лампе. Голубое пламя облизнуло фитиль, выхватив из тьмы большую волосатую руку. Усов подышал в стекло и надел его на горелку. Стекло покрылось матовой испариной. Чтобы оно не лопнуло, Усов еще ниже прикрутил фитиль. От этого его тень выросла сразу на целую голову и поползла по стене вверх, к бревенчатому потолку.
Усов взял с койки чайник, набитый снегом, плотнее прижал крышку, поставил на примус, шумящий в углу, опять сел к столу и стал проверять длинные ряды цифр, из которых он должен был составить сводку погоды.
Радист Володя, щуплый, сутулый юноша, тихонько выругался и снял наушники:
- Не понимаю: зачем понадобилось ему лететь куда - то за Горбовы острова? Он всегда летит по трассе Нарьян - Мар, Вайгач и к нам.
Володя надел шапку и без рукавиц, в домашних тоботках вышел на снег.
Ровная, утрамбованная морозом площадка казалась зеленой от света звезд. Володя поднял голову. Судя по звездам, сейчас было часа три пополудни.
Год назад, в это же время, на этой же площадке стоял бриллиантовый от инея самолет Борисова.
А летчик отдыхал в их избе, пил чай и рассматривал Володины акварели.
Володя, который тогда был моложе «а целый год, трещал, ни на минуту не умолкая.
Оя рассказывал летчику, как любил художник Ван - Гог работать на ветру, но что ему, Володе, тут в Арктике это очень трудно: кисть сохнет, еще не коснувшись бумаги, но зато напряжение, которое требуется при такой работе, здорово учит - зря не сделаешь ни одного мазка. Сейчас при воспоминании об этом разговоре у Володи горят уши. Как мог он так много говорить о себе! Но тогда ему необходимо было оказать кому - то, что ветер - еще не главная беда, что вот в мороз вода на бумаге не сохнет, а кристаллизуется.
- Это ничего, - утешал Борисов. - От этого некоторые акварели вышли пушистые, как стекла трамвайных окон зимой.
Володе эти слова пришлись по сердцу, и он осмелился показать летчику одну работу, которая даже ему, автору, казалась странной: на сером фоне неба с тяжелой, как свинец, воды отрывался будто охваченный пламенем лебедь.
Его красные от света еще не видимой зари крылья казались трепещущими.
Борисов выпрямился.
- Честное слово, Володя, - оказал он, - я сам это видел каждую весну у себя на родине, когда был мальчишкой.
Тут летчик положил обе руки юноше на плечи:
- Только, знаешь, это был гусь.
Всю жизнь Володя! мечтал стать полярником, и, только очутившись, наконец, здесь, в Арктике, он неожиданно для себя обнаружил, что его непреодолимо тянет к живописи.
Однако, поняв это, Володя не позволял себе думать об отъезде. Это, как ему казалось, было бы предательством по отношению к Усову. Но вот срок его работы окончен. Из облисполкома радировали, что летчик Борисов везет нового радиста.
Юноша вздрогнул от неожиданно налетевшего ветра. Идти в дом не хотелось.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.