Какой убогий трафарет! - подумал Рыбченков. - Почему расти? Почему непременно учиться?»
Рыбченков подошел к столу, где пили абхазцы, мясники, бондарь. Они его встретили приветственными криками. Он простился с ними.
А в это время Ольга сказала в комнате Тине:
- Ты ничего не понимаешь, Тинушка. Мне так не хочется оставить его. Я так люблю его...
И Тина долго еще потом в Москве вспоминала, как просто произнесла Ольга эту книжную фразу.
На пароходе Рыбченков познакомил Ольгу с Гагулия. Это был его друг, начальник милиции: они вместе выпивали. У Гагулии был длинный нос, такой длинный, что Гагулия не мог не пользоваться им как предлогом для всяких шуток. Он очень хотел быть «душой общества», но это ему удавалось с сомнительным успехом.
Гагулия повел Ольгу на капитанский мостик. Взбираясь по трапу, он остановился, чтобы пропустить ее вперед, пальцем свернул нос на бок и сказал: «Пожалуйста» - страшным абхазским шепотом.
- Остряк-самоучка, - утомленно сказала Ольга и улыбнулась. Рыбченков лег на нижней палубе, у входа в машинное отделение.
Там меньше качало. Он не переносил моря и качки, и, хотя качки никакой не было, он всю дорогу до Сухума лежал на спине, подложив под голову ольгин жакет, и видел только черное небо и всякую корабельную снасть, освещенную фонарями. Ему не хотелось утруждать себя размышлениями, но когда, чтобы отвлечься от приступов тошноты, он старался думать о посторонних вещах, прежде всего, вставала перед ним Ольга. «Она права. Я, в самом деле, распустился за эти три года. Все было бы хорошо, если бы не было у меня так много друзей по всему побережью...»
В то лето, когда Рыбченков сблизился с Ольгой, он уже работал в сухумском ботаническом саду. Он был альпинист, и его держали в штате, чтобы он приносил с гор знаменитые кавказские рододендроны, которые затем отправлялись в Лондон.
Он хотел осенью ехать в Москву учиться, и Ольга готовила его к приемным испытаниям. По утрам, когда Рыбченков еще спал на веранде, укрывшись простыней, Ольга садилась припоминать забытые главы из алгебры и геометрии: Тина тотчас же, по студенческой привычке, присоединялась, и они бубнили в два голоса, пока не просыпался Сергей. Тогда они бросали учебники в кусты. Им казалось стыдным, что они так захвачены подготовкой Сергея...
Вторую половину лета Рыбченков провел в горах, обобрал все альпийские луга, заработал кучу денег и осенью больше не мечтал о переезде в Москву.
В Гудаутах он не показывался неделями. Вдруг, вернувшись из экспедиции, он являлся рано утром, с первым автобусом. Он дружил со всеми шоферами, и они его звали «королем».
Шофер сворачивал с шоссе, подкатывал прямо к веранде, на которой спали Ольга и Тина, и начинал давить клаксон. Мужчины-курортники, усмехаясь, поглядывали из автобуса. Рыбченков взбегал на веранду и стаскивал с девушек покрывала... Слышался смех. На соседней веранде показывался рыжий грек - капитан Вангели. Сквозь заросли пауцифлеры он махал Рыбченкову бутылкой, и, когда автобус, наконец, отъезжал от веранды, все уже знали, что к Ольге приехал муж - голубоглазый толстый весельчак, «куролес», по выражению гудаутских собутыльников. Любитель выпить.
А на третье лето что-то оборвалось. Ольге стало ясно то, что не было ясно раньше.
Ольга спустилась с капитанского мостика проведать Сергея. Наверху было свежо, и он отдал ей из-под головы жакет.
- Там твой Гагулия все время нелепые анекдоты рассказывает, - сказала Ольга.
Рыбченков засмеялся.
- У него каждый анекдот в трех вариантах: для мужчин, для дам и для девушек.
Не ответив улыбкой на улыбку мужа, Ольга ушла наверх. Рыбченкова поташнивало, он высосал почти целый лимон, пока, наконец, показались портовые огни.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
15 октября 1917 года была казнена Маргарета Гертруда Зелле, более известная под именем Мата Хари