Он пришел на рассвете, взволнованный, опасаясь найти Молли напуганной, больной, может быть, даже в схватках преждевременных родов.
Войдя в квартиру, он не сразу увидел ее. Дом был полон теми обитателями китайской части города, от которых он старался держаться на расстоянии. На коврах сидели женщины, старики и дети, держа на коленях все, что им удалось захватить во время бегства. Комнаты были полны отвратительного запаха. Все эти люди подняли на него раболепные взоры, в которых читалась немая мольба.
На западе не прекращалась пушечная стрельба. Уже три дня и три ночи продолжалась эта пальба, сопровождаемая грохотом рушащихся зданий. У всех этих людей отныне не было крова.
Джон устремился в кухню, чтобы спросить служанку, где Молли.
И вдруг он увидел ее рядом со служанкой перед маленькой электрической печью, уставленной всевозможными кастрюлями. Молли казалась страшно усталой, волосы ее были растрепаны, зато глаза горели. Поверх длинной толковой туники она надела американский передник.
- Что это? - спросил он.
- Они голодны, - сказала она, охваченная волнением. - Они сильно проголодались, бедные. Они убежали, их дома в огне.
- Мы не можем прокормить их всех.
- Почему? У нас тут всего вдоволь! - воскликнула она, с силой поворачивая полную доверху кастрюлю.
Джон колебался одно мгновение. «Тут в доме чувствуется запах, запах, свойственный простонародью... Он проник даже сюда...» Джон никогда еще не говорил жене, насколько неприятен ему запах этих людей, питающихся чесноком.
Она обернулась к нему в негодовании...
- Ты должен был бы знать, - вскричала она и тотчас же перешла на нью-йоркский жаргон, чтобы не поняла служанка, - ты говоришь, как ужасный дурак! Разве эти люди - не твои соотечественники? - и она начала переставлять кастрюли и наполнять одну за другой чашки, стоящие на столе.
- Ах, если б я знала то, что узнала после твоего ухода! - она распределяла содержимое кастрюли равными порциями.
Всякие следы утомления исчезли с ее лица точно по волшебству.
- Я старался, - сказал он медленно, - чтобы ты не видела всего этого безобразия, всех этих несчастных, живущих в грязи. И, ты знаешь, я никогда им не прощу, если от этого будет какой-нибудь вред тебе и сыну, - закончил он решительно.
Она отложила разливательную ложку и пристально посмотрела на него:
- Так, значит, Джон Девей Чант, ты меня держал вдали от всего этого нарочно? Я часто спрашивала себя, почему, когда мы выходили вместе, ты всегда водил меня в кварталы концессии. Но отчего ты никогда не понимал, как я скучала?
Разливательная ложка перелетала от одной чашки к другой.
- Ты скучала?! - воскликнул он вне себя от изумления.
- Да, - живо ответила она. - Не на что было смотреть, нечего было делать. И в это самое время все эти люди...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К 760-летию поэмы Шота Руставели
Выставка московских мастеров советской сатиры