Перелистывая мореходную книгу

Люди, которым доводилось плавать во время прибоя, знают, как трудно преодолевать эти несколько метров, отделяющих море от суши. Волна набегает на волну, кажется, ты уже чувствуешь камни под ногами, но в это время на тебя обрушивается новая гора воды, ты глохнешь, слепнешь и приходишь в себя лишь далеко от берега. На этот же раз трудности борьбы с прибоем усугублялись временем года: вода была ледяная, и судороги сводили руки и ноги.

Все же, кое - как мы, избитые и окровавленные, выбрались на песок. Вслед за нами море вышвырнуло нашу четверку. Бот, за киль которого уцепились наши обледеневшие товарищи, также приближался к берегу. Но его отнесло за милю от нас. Не теряя времени, мы пустились бегом к ним на помощь и подоспели вовремя: обессилевшие, наглотавшиеся воды и окоченевшие люди не смогли бы сами выбраться на сушу. Нам пришлось вытаскивать своих товарищей по одиночке.

С «Симферополя» тревожно наблюдали за нами. Там видели, что на берег вышли не все. И чтобы ответить на вопрос, мучивший команду парохода, кто - то из нас схватил обломок доски и гигантскими буквами вычертил на песчаном пляже:

- Цеховича нет...

Японский пароход все также безмятежно покачивался на волнах в нескольких милях от «Симферополя». Выждав условленный срок, он снялся с якоря и взял курс на юг. Скоро его мачты исчезли за горизонтом.

Через трое суток шторм несколько утих. А еще через день к нам на помощь подошли советские пароходы «Теодор Нетте» и «Приморье» и ледокол «Добрыня Никитич». Они соединенными усилиями стянули «Симферополь» с мели и отвели его во Владивосток. Так закончилась эта история, отмеченная в моей мореходной книжке двумя словами: «малое плавание»...

Я долго перелистывал страницы мореходной книжки. Каждая запись будила новые и новые воспоминания. Первые рейсы вокруг Европы и Азии, плавания к берегам Индии, в порты Малой Азии, Филиппин, Японии - каждая строка напоминала о замечательных событиях и переживаниях.

Но вот я вновь перечитал еще одну лаконичную запись: «Ледокол «Красин» 13 апреля 1935 года - 29 октября 1936 года». И сразу вспомнилась большая и, пожалуй, решающая полоса в жизни.

Это было после того, как я окончил Владивостокский морской техникум, плавал штурманом на различных судах и приобрел известный опыт мореплавания. Приходилось совершать довольно дальние и сложные рейсы. Но теперь такие рейсы меня уже не удовлетворяли. Ведь человек никогда не ограничивается достигнутым...

Мне хотелось поработать в трудных условиях Арктики. И когда я узнал, что ЦК ВЛКСМ комплектует комсомольский экипаж краснознаменного ледокола «Красин», меня потянуло на этот прославленный корабль.

В моей мореходной книжке в графе «Должность» появляется пометка: «Назначен 3 - м помощником капитана линейного ледокола «Красин».

О плаваниях на «Красине» можно было бы рассказывать очень много. За эти полтора года мы дважды побывали у острова Врангеля, несколько раз посетили берега Чукотки, проводили караваны судов на Колыму, вдоль и поперек избороздили Охотское, Берингово, Чукотское, Восточно - Сибирское моря, - одним словом, несли настоящую боевую ледовую службу.

Плавание во льдах совсем не похоже на обычные рейсы. Здесь требуется помимо совершенного знания судовождения особое уменье распознавать ледовую обстановку, решительность для преодоления препятствий, трезвый риск, серьезный расчет. Естественно, что многому мне пришлось учиться на ледоколе заново.

Командовал ледоколом в то время молодой способный капитан М. П. Белоусов.

Вспоминаются суровые штормы, густые туманы, жестокие ледовые бои. Но как бы трудно ни приходилось, наш хладнокровный капитан не терялся, не суетился, не колебался. Приняв определенное решение, он любой ценой добивался его выполнения.

Мы, молодые моряки «Красина», старались так же действовать во всех обстоятельствах: быстро, энергично и без колебаний. Вначале это не всегда удавалось. Но постепенно и мы усваивали спокойный, деловитый и решительный стиль работы полярных мореплавателей. Вот один из эпизодов того времени. Мыс Сердце - Камень. Угрюмый, безрадостный берег - камни, лед. Мы стоим на якоре, борт о борт с угольщиком «Микоян», принимаем запасы топлива. Северный ветер гонит грязные ледяные поля. Они медленно приближаются к берегу. Кажется, будто эти льдины едва ползут. Но вот одна из них мимоходом толкнула угольщик в борт, и тот так дернулся с места, что трос, соединявший «Микояна» с «Красиным», вырвался, сорвал киповую планку и смял поручни.

По вахте передано распоряжение капитана: не подпускать плавучие льды близко к судну, как бы мирно они ни выглядели. Их надо вовремя взрывать аммоналом, иначе дело может кончиться худо... Теперь моя очередь заступать на вахту. Помня указания капитана, сделанные моему предшественнику, я внимательно слежу за непрошенными гостьями, которые крутятся вокруг наших судов. Подвахтенные матросы уже заготовили несколько солидных зарядов: четвертные бутыли, набитые желтоватой массой аммонала. В горлышко пропущен бикфордов шнур с детонатором на конце. Одной такой порции достаточно, чтобы поднять на воздух сотню тонн льда.

И вот к нам направляется, медленно покачиваясь, огромная льдина причудливой формы. Угловатая, неприветливая, она имеет посредине какую - то глубокую пещеру вроде тоннеля. Лучшей скважины для закладки аммонала не сделал бы даже самый ловкий подрывник. - Байдарку на воду! - командую я вахтенному матросу Хохлову.

Ловкий спортсмен, комсомолец Андрюша Хохлов любит такие лихие поручения. И через минуту мы вдвоем уже мчимся в утлой парусной байдарке навстречу зловещей льдине. Хохлов энергично гребет веслами, а я прижимаю к груди деликатный груз - тяжелую бутыль, наполненную аммоналом.

Льдина оказалась довольно каверзной. То, что я видел с палубы, было лишь небольшим островком, поднимавшимся над поверхностью воды. Вокруг этого островка, под водой, на глубине каких - нибудь 50 сантиметров, простирались во все стороны широкие скользкие закраины льдины. Добираться вброд к островку рискованно: можно поскользнуться и разбить бутыль.