Взятие Ростова

Мостовой повел полк на правый фланг. Нахичевань угадывалась по редким огонькам и по какому - то особому теплу, точно волнами катившемуся не то от прогретых днем домов, не то от реки. Вправо простиралась неясная степь, хранившая в себе загадочную и тревожную тишину. Редкие прорези балок еще больше настораживали, и когда колонна словно поглощалась впадинами этих пологих южных оврагов, Миша бегло прощупывал парусину твердых подсумков, проверял, легко ли снимается тяжелая пехотная винтовка. Ему казалось, что слишком громко хлопают копыта, что батарея производит много шуму и может выдать их противнику. Но вот то с одной, то с другой стороны прикасались к нему колени то Сеньки, то Огийченко, и наступало успокоение. Потом чувство это снова сменялось тревогой, не спят ли бойцы, готовы ли ко всяким неожиданностям.

Послушав совета Писаренко, Миша приторочил бурку: в бешмете было прохладно, хотя поверх белья была надета фуфайка, вывязанная матерью из грубой овечьей пряжи. Мальчик старался не думать о предстоящем сражении. Он остерегался ночных атак. В незнакомой местности можно было свободно искалечить лошадь, а хранить ее он обещал отцу. «Нет у казака лучшего друга, как его боевой конь. Он завсегда выручит и от неволи и от смерти», - так говорил отец. Мальчик погрузил пальцы в жесткую гриву. «Кукла» подняла голову, повела чуткими ушами. Близость умного животного успокоила его.

Сняв шапку, Миша нащупал за подкладкой письмо Ивге. Как его отправить? Только пробившись через Ростов, другой оказии не предвиделось. Казалось неимоверно трудным взять таинственно притихший огромный город, наполненный врагами. Каждый дом мог превратиться в крепость. Вспомнились рассказы Сеньки о екатеринодарских боях. Но тут же он увидел возле себя приветливого человека, просто сказавшего им: «До скорого свидания в городе Ростове». Короткие и простые слова Орджоникидзе были гораздо необходимей длинных речей некоторых командиров и комиссаров отряда. Перед первым боем Миша внимательно выслушал одну такую речь. Старые солдаты посмеивались, не слушали оратора, а у мальчика все вылетело из головы при разрыве первой гранаты.

Ударил колокол кафедрального собора, и вслед зазвонили остальные церкви. Эти мирные, размеренные звуки были несколько неожиданны. Огийченко встрепенулся, снял шапку, - бегло перекрестился и, наклонившись к Мише, сказал:

- Сейчас в станице хорошо. Пасхальная заутреня.

По колонне, точно разбуженной звоном, пробежала какая - то команда. Толком команду никто не понял, но когда передние звенья тронулись рысью, все догадались, что пришло время действовать. Вторая сотня, усилив аллюр, быстро вышла на фланг, сразу расширилась и уже развернутым фронтом обогнала их, вынося вперед правый фланг.

- Видать, начнем! - сказал Огийченко весело.

И сразу, точно дождавшись этих слов, со стороны Нахичевани прогрохотали тяжелые орудия.

Команду Батурина точно эхо повторил Лучка. Взвод развернулся галопом и увлек Мишу куда - то' в сторону плотным массивом людей и коней. Сенька пригнулся в седле.

- Давай, Мишка! - проорал он бесшабашным голосом.

И сразу же сытый круп Баварца вынесся вперед. Сенька оглянулся, и Миша на секунду увидел его бледное, искаженное лицо. Чисто охотничий азарт охватил Мишу. - Он торопливо. нащупал болтавшуюся прохладную головку эфеса, выдернул клинок и устремился вслед за Сенькой и ширококостным Шкуркой.

Серый рассвет угрожающе увеличил конницу противника, идущую на прямое сближение. Всадников было много, и они мчались сплоченной стеной, приняв пики в боевое положение. Линия пик стремительно приближалась. Миша зажмурился, предчувствуя неминуемую гибель. Он не мог себе представить, что могут сделать с этой копьеносной лавиной короткие и сразу показавшиеся ничтожными шашки. Ветер посвистывал, крик сгустился, и ему показалось, что это крик ужаса, внезапно обуявшего не только его, но и всех его товарищей. Он глянул вперед и отчетливо запечатлел в памяти Батурина. Павло вынесся далеко вперед, обернулся, просигналил клинком, и сотня, изменив направление, косо вынесла левый фланг, освободив батарее серое, затоптанное поле. Резко ударило в уши. Батарея открыла быструю картечную стрельбу. Пики уже не были страшны, их бросало в стороны, по ним можно было судить, как сразу изменился строй противника.

Мише хотелось кричать от ликующей радости, внезапно охватившей его. Он видел, как раскачивается ствол орудия, а на правиле сошники, налегая животом, работает какой - то парень, точно играя и дрыгая ногами. Потом на огневую позицию вылетели еще два орудия, круто завернули, подняв облако пыли. За прикрытие, уводя запряжки, унеслись ездовые.

Впереди сотни зайчиками мелькали чулкастые ноги батуринского коня. Сбоку появился Мостовой. Он погнал на Батурина разрозненные группки всадников противника, и те, точно поняв опасность, сплотились и бросились на жилейскую сотню. Батарея прекратила огонь. Павло сбавил аллюр, к нему подлетел стремительный Лучка, потом Шкурка, а с ним десятка полтора одностаничников. Высоко поднялись и сразу же исчезли бледные клинки. Шкурка потерялся из глаз, с Батурина сшибли шапку, но вскоре он появился снова, чтобы опять скрыться из глаз в путанице своих и чужих голов и конских грив. Дальше все потонуло в безотчетном тумане боя...

Колонны левого крыла, неся сравнительно небольшие потери, заняли почти половину города. Начиная с Малого проспекта бой стал более ожесточенным. На Таганрогском проспекте приходилось выбивать офицеров из домов, где они засели с пулеметами. Наступающие цепи красных подверглись штыковым атакам. Наконец сопротивление у Таганрогского проспекта было сломлено. Пройдя заградительный артиллерийский огонь, красноармейцы ворвались в вокзал, опрокинув введенные Дроздовским резервы. Выбив белых с господствующих высот Темерника и Олимпиадовки, части первой колонны вошли в Гниловскую и закрепились на западных ее окраинах.

К девяти часам утра из боя возвратился Орджоникидзе, и на Садовой улице, над штабом социалистической армии, взвился красный флаг. Ростов был взят.

В полдень Серго собрал в «Палас - отеле» командный состав боевых колонн.

- Железное кольцо окружения прорвано, - сказал он, кладя на стол большую натруженную руку. - Передайте мое поздравление красноармейцам, героям утреннего боя. С воинскими почестями похороните павших за революцию, - Орджоникидзе встал и опустил голову. Вслед за ним тихо поднялись командиры и комиссары отрядов. Серго поднял глаза. Подбадривающая улыбка осветила его смуглое лицо: - Я не буду вас долго задерживать, товарищи. Ваше место там, на передовых линиях. Взяв Ростов, мы решили первую половину задачи, поставленной нам в Нахичевани. Утренний бой показал, что вы математики хорошие, задачи решать умеете. Орджоникидзе коротко сообщил, что, по решению главного командования, Ростов должен быть удержан, пока не будут выведены за Дон все эшелоны, боевые припасы, золотой запас, что для возведения укреплений проводится мобилизация горожан, что революционный порядок в городе передан в руки Красной Армии, а мародерство и самовольные реквизиции будут караться смертью.

Батурин покинул штаб вместе с Мостовым. Барташ задержался на совещании Комиссаров отрядов. Миша, нетерпеливо ожидавший у подъезда, заметив выходивших командиров, подвел им лошадей. Ему хотелось спросить, о чем в течение часа говорил с ними Орджоникидзе, но он не спросил из - за застенчивости. В пути краем уха он пытался подслушать их разговор, но Мостовой и Батурин ехали молча и нарочито не поторапливали измученных боем лошадей. По улицам шагали пехотинцы. В задних рядах, как всегда, не вышедшие ростом. Они отставали, божком догоняли колонну, удивленно таращили глаза на всадников, одетых в казачью форму. Из расспросов выяснилось, что это резервные части, выгруженные из недавно подошедших эшелонов. Пехотинцы в утреннем бою не участвовали и направлялись теперь на подкрепление линии обороны.

Пехотинцев, скрывшихся в боковой улице, сменила похоронная процессия. Везли красноармейцев, павших при атаке вокзала. Тихо играл оркестр, точно боясь нарушить покой этих людей в шинелях и свитках, бережно в ряд сложенных на высококолесных бричках. Позади бричек следовала какая - то шахтерская часть. На знамени, вылинявшем от дождей и солнца до розового цвета, висели черные шелковые ленты.