От «плевой железки» - к душе человека

А Югов| опубликовано в номере №294, июнь 1937
  • В закладки
  • Вставить в блог

Значит, страстное желание здесь не при чем. Догадливость собаки - тоже. И, однако, мы должны признать, что «поведение» слюнной желёзки в высокой степени правильное, тонко соответствующее требованиям момента: мясо и так влажное, и, чтобы проглотить его, слюнная смазка не нужна. Сухарь же, прежде чем быть проглоченным, должен быть обильно смочен слюной. Видна как бы даже предусмотрительность в деятельности слюнной желёзки: один лишь вид сухаря, один лишь звонок, прозвучавший несколько раз в то же самое время, как собака ела сухарь, вскоре начинает вызывать столь же обильное слюноотделение, как самый сухарь.

Однако сообразительность и догадливость здесь не при чем. Эти психологические понятия ничего нам в работе мозга не объясняют. За такие «объяснения» Павлов даже подвергал штрафу и себя и своих сотрудников.

- Условный рефлекс, - говорил он, - временная связь проторилась в мозгу между участком слюноотделения с одной стороны и участками зрения и слуха - с другой. Теперь, едва только нервный ток, нервное возбуждение возникнет в зрительном участке от вида пищи, как немедленно же это нервное возбуждение перебежит и в слюнно - пищевой участок. Побудит работать и его.

Подобно этому объясняется и приобретенное слюногонное действие звонка.

Условный рефлекс - это приобретенная реакция на сигнал, на спутника, на заместителя.

Неопытный щенок не убегает от одного только вида палки. Для этого нужно, чтобы несколько раз вид этой палки совпал с болью, с этим врожденным возбудителем убегания.

За время роста и жизни животного на его прирожденные рефлексы - пищевой, оборонительный, половой и другие - нацепляются непрерывно вновь выработанные, условные рефлексы. Сигналы, отдаленнейшие признаки опасности, боли или пищи, начинают вызывать у животного те же самые реакции, которые от рождения вызывались в нем лишь самой болью или самой пищей.

Разве не ясно, что без выработки этих новых, тончайших связей с внешним миром животное вскоре после рождения погибло бы? Разве не ясно, что по - житейски мы называем эти новые, выработанные связи «умом», «смекалкой», «сообразительностью» животных?

Но где же именно, в какой части головного мозга проторяются эти новые связи? В коре больших полушарий мозга. Это бесспорно доказал Павлов.

У собак срезали начисто кору больших полушарий. После такой операции животное может прожить при тщательном уходе не меньше чем здоровое. Но оно становится полным идиотом. Оно съедает пищу лишь тогда, когда ее вкладывают ему в пасть. Никакие, даже постоянные, неотъемлемые признаки пищи - ее вид, цвет - не вступают более у такого животного в связь с пищевой реакцией.

От палки, занесенной угрожающе над ним, животное не уклоняется. Человека, который ухаживает за нею годами, бедняга не узнает. В ответ на ласковое прикосновение, на попытку погладить собака без полушарий всегда норовит укусить руку хозяина: у нее утрачено различение ласкового и угрожающего прикосновения, ибо это различение всегда бывает приобретенное, нажитое, оно условный рефлекс. Каждое прикосновение к коже вызывает у собаки без полушарий лишь врожденную реакцию обороны, так как мозговые центры оборонительной реакции лежат в подкорке.

Итак, выработка условных рефлексов, проторение новых связей - вот в чем состоит таинственная деятельность высших этажей головного мозга, открытая Павловым.

Но ведь это явно лишь одна сторона этой деятельности. А что если какое - нибудь явление, сопутствовавшее пище или опасности вдруг перестало им сопутствовать? Сигнал стал обманывать. Что тогда?

Конечно, утратится связь этого сигнала с деятельностью организма. Условный рефлекс исчезнет, угаснет. Он «затормозится». Затормозит его тормозной, глушительный нервный процесс, противоположный раздражительному.

Возбуждение и торможение - это единая, неразрывная и борющаяся пара, постоянно движущаяся в мозгу и нервах у высших животных и у человека.

V

Павлова нередко обвиняли, что, изучив механизм деятельности мозговых полушарий собаки, он перенес это все на человека. Нет, это неправда. Сам Павлов никогда не был повинен в этом грехе некоторых своих крайних последователей.

Вот что он говорил еще в 1927 году, то есть ранее своего окончательного углубления в психиатрию:

«Если сведения, полученные на высших животных, относительно функций сердца, желудка и других органов, так сходных с человеческими, можно применять к человеку только с осторожностью, постоянно проверяя фактичность сходства в деятельности этих органов у человека и животных, то какую же величайшую сдержанность надо проявить при переносе только что впервые получаемых точных естественно - научных сведений о высшей нервной деятельности животных на высшую деятельность человека? Ведь именно эта деятельность так поражающе резко выделяет человека из ряда животных, так неизмеримо высоко ставит человека над всем животным миром».

«Однако, - говорит далее Павлов, - едва ли можно оспаривать, что самые общие основы высшей нервной деятельности, приуроченной к большим полушариям, одни и те же, как у высших животных, так и у людей, а потому и элементарные явления этой деятельности должны быть одинаковы у тех и у других, как в норме, так и в патологических случаях».

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены