Ей казалось, что в такой день лучше всего побыть дома, думая о Жене. Это был первый праздник без него. Родные, понимая ее состояние, не очень настойчиво звали ее с собой на демонстрацию и по одиночке разошлись, каждый к условленному месту сбора организации. Немного позже ушли соседи, с утра начавшие наряжать своих девочек. Она осталась в квартире одна.

Она выключила репродуктор, но тогда стало слышно радио в соседней квартире; она плотнее прикрыла дверь на лестницу. В открытую форточку порывами долетала духовая музыка, веселая разноголосица проходивших по переулку колонн и мерный рокот моторов в небе. Можно было представить, что делается на центральных улицах города! Она закрыла форточку. Пусть веселятся и поют. Видно, кроме нее, некому вспомнить Женю в этот день.

Она достала из стола газетный сверток со своим бесценным богатством. Здесь были фотографии Жени, вырезки из газет, какие-то обтрепанные записки и старые театральные билеты-все, что имело хоть какое-нибудь отношение к нему. Было мучительно, но в то же время абсолютно необходимо снова и снова перекладывать все это и думать, думать, думать о нем.

С маленькой любительской фотографии, левый край которой был засвечен, серьезно, даже, пожалуй, мрачно, глядел полный мальчик в смешной тюбетейке, с пионерским галстуком на шее. В напускной мрачности было видно одно - желание выглядеть хоть немного старше своих лет; но пухлые детские губы и мягкий подбородок выдавали возраст. Этот снимок дал ей Никита, старый друг Жени, когда она с мужем были у него, и Женя до смешного рассердился на друга. Ему очень не нравилась старая фотография, он хотел разорвать ее, но ей было особенно дорого видеть, каким он был в детстве. Ее интересовало все относящееся к нему. Он был таким сорванцом когда-то! Никита рассказывал, как они с Женей и еще одним мальчиком, Андреем, мечтая о профессии летчика, затеяли в пионерских лагерях «лесные полеты». Забираясь далеко в лес, они втроем пригибали веревкой к земле упругую верхушку сосны, затем кто-нибудь один (чаще всего это был Женя) хватался руками за липнущий игольчатый ствол, поближе к макушке, а друзья отскакивали в стороны. Освобожденное дерево мгновенно выпрямлялось - и отважный паритель болтал ногами высоко наверху... Это была далеко не безобидная забава: не раз верхушка с треском обламывалась и мальчик, хватаясь за колючие ветки, обдирая лицо и руки, летел вниз. Страшно было подумать, что они вытворяли. Их чуть не исключили из пионеров, всех троих, когда вожатому сказали, кто обезглавливает деревья в лесу. Они обещали прекратить «лесные полеты», но между собой поклялись несмотря ни на что стать летчиками.

Только Женя добился своего: Никите не повезло со слухом, он стал строителем, а Андрей, забыв детские увлечения, на всю жизнь полюбил горное дело. Встречаясь вместе, они вспоминали свои проказы. Из этих рассказов она могла представить, каким сорвиголовой был Женька Шумов, ее Женя...

Она хорошо помнит его увлечение спортом: они вместе учились в школе. Однажды Женя, вызванный к доске, сделал стойку на руках за спиной преподавателя, пока тот объяснял классу задачу. Обернувшись, математик захватил «акробата» врасплох.

- А ходить на руках умеешь, Шумов? - опросил он. - Прошу показать мне и всем остальным, как выходят на руках из класса. Мы этого еще не видели.

Выходка Женьки Шумов а и слова математика облетели всю школу. Она и ее подруги были также возмущены хулиганским поступком Шумова, и в стенной газете появилась ее карикатура: Шумов был нарисован стоящим на голове у доски, ногой он держал мел и решал задачу. «Кто стоит на голове, вы опросите в VII «В», - было подписано под карикатурой. На школьном собрании строго осуждали поведение Шумова. Но математик просил не прибегать к крайним мерам и посоветовал поручить Шумову организацию акробатического кружка. Кружок был организован, и с тех пор все звали Женю акробатам.

Летом комсомольская организация школы послала его, как одного из лучших спортсменов, в районную школу планеристов. Осенью он пришел на занятия серьезный, даже суровый, и она, встретив его в коридоре, решила, что Женя узнал, кто был автором карикатуры. Она не раз ловила его строгие и, как ей казалось, осуждающие взгляды, когда, смеясь или громко переговариваясь с подругами, спускалась по лестнице. Ей хотелось смеяться еще сильнее, говорить еще громче, чтобы позлить «акробата». Подумаешь, какой тихоня стал. Но он совсем не обращал внимания на нее, как, впрочем, и на других девочек. Разве могла она знать, что он вместе с верным другом Никитой еще с VI класса провожал ее домой, оберегая от возможных случайностей и держась, как истый рыцарь, на почтительном расстоянии? Какие они были мальчишки! Вот вырезанный из центральной газеты портрет молодого улыбающегося летчика в заломленной на затылок пилотке, очень мало похожего на Женю. Под портретом подпись: «Отличник учебы Н-ской авиачасти, комсомолец Евгений Шумов». Она помнит, как он появился три года назад, вскоре после окончания школы, в палисаднике перед ее окном в синем летном комбинезоне и этой пилотке.

- Ты откуда свалился, акроб... - начала было она, но замолчала, так как школьное прозвище не вязалось с его видом. - Как ты узнал мой адрес, Женя?

Здесь-то он и рассказал со смехом, как провожал ее из школы, и уже по этому смеху было видно, как он вырос и возмужал. Он был очень интересен в своем летном костюме, она удивлялась, как не замечала этого раньше. Они пошли в Центральный парк, катались на воздушных лодочках и непрерывно ели мороженое. Он все время рассказывал, какие замечательные летчики есть в их части. Он был влюблен в какого-то Фомина, который делал десяток витков штопора и мог расписаться на небе своей машиной, в Чкалова, Коккинаки и других героев, приезжавших в их часть. Он мечтал стать когда-нибудь похожим на них.

Она рассказывала ему о своих товарищах из медицинского института, о милом Никите, который один не забывает ее и почти ежедневно заходит. Она помнит, как Женя посмотрел на нее, когда услышал это имя. Остальную часть вечера он был молчалив и задумчив. Прощаясь с ней, он неожиданно спросил, любит ли она кого-нибудь.

- Потому что, если ты уже любишь, я не буду тебе надоедать, - почти сурово сказал он.

- Возможно, - задумчиво сказала она, - возможно, и люблю.

Она никого еще не любила тогда и говорила просто так, чтобы подразнить его. Женя ничего не сказал на это, только, прощаясь, крепче обычного сжал ее руку и с тоской посмотрел на нее. Дома ей стало жалко его, она уже ругала себя и думала, как исправить свою ошибку.

Всю неделю она ждала следующего дня отдыха, до самого вечера не выходила из дому, но Женя не приехал. Тогда она поняла, что ждет его совсем не для того, чтобы извиниться, просто ждет его, хочет его видеть, не может без него. Было девять часов вечера, когда, измучившись от бесплодного ожидания, она поехала к Жене, не зная точно адреса, помня только название станции, вблизи которой находился его аэродром.

Это было похоже на чудо, но первым человеком, которого она встретила на платформе, был Шумов.

- Ты?.. Ты? - удивленно, словно не смея верить глазам, опрашивал он.

Больше Женя не мог ничего сказать, но слова были не нужны: ведь он тоже вышел ее встречать!

Как они были счастливы тогда, и потом, когда поженились, и все это время, промчавшееся так быстро! Ей было очень хорошо с ним, и она жалела только, что он так много занят. Ей все время казалось, что это - несерьезное дело: его кружки, и политучеба, и занятия по стрельбе, и тренировка в бассейне. «Он совсем не чувствует, что женился», - жаловалась она.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.