Истоки больших рек

- Боюсь, что ты расходишься с материалистическим учением Маркса.

- Нет, не расхожусь. Не читал всего Маркса, но уверен, что не расхожусь.

- Тем не менее, советую прочитать.

- Это после. Сейчас книг нет, а что прикажете мне делать с моей головой: повесить пломбе и ни о чём не думать? Не согласен. Наоборот, советую и вам побольше размышлять. От бездумья мозг зарастёт плесенью.

Теперь Хворостянский тоже встал. Он стоял на нарах согнувшись, лицо его от этого, а также и от волнения налилось кровью. Упираясь руками в коленки, он говорил:

- Надо ещё посмотреть, как вы с вашей хвалёной совестью пользуетесь своим положением начальника. Куда вы направили разведчицу и почему мы до сих пор ничего не знаем о Больших Ключах? Не прячется ли она где - нибудь?

Андрей поспешно вышел из землянки. Он задыхался, больше он не мог говорить. В тишине над лесом быстро летели реденькие, процеженные, напитанные лунным светом облака. Иван Иванович подошёл сзади и тронул Андрея за рукав.

- Ты, мой дорогой, не утешай меня, - сказал Андрей, чувствуя в темноте заботливый и серьёзный взгляд мальчика. - Я ведь всё понимаю.

Он опять пошёл по тропе к опушке леса, здесь залез в маленький блиндажик и лёг на сырую солому, рядом с партизанами, которые спали вповалку похрапывая.

А мальчик остался дежурить наверху, потом спустился.

- Там женщину привели, - шепнул Иван Иванович.

Андрей выбрался наружу. В самом деле, партизан вёл к штабу женщину. Женщина держала в кулаке записку и сразу же подала её Андрею, как только он догнал. Не решаясь развернуть бумажку, написанную рукой Гали, предчувствуя, что всё кончено, Андрей тихо спросил:

- Они мучили её?

- Она ни разу не заплакала, - ответила женщина так же тихо. - Я даже удивлялась: как всё равно она была неживая.

- Они её пытали? - повторил Андрей.

- Я даже удивлялась: она не сказала им ни слова.

- Пусть поживёт у нас, - сказал Андрей партизану, указывая взглядом на женщину, а сам поспешно прошёл вперёд и развернул бумажку.

Иван Иванович подал немецкий карманный фонарик, и Андрей стал читать. Галя писала:

«Мой милый, так много хочется сказать. Я люблю тебя. Я так жалею, что не сказала этого раньше, не видела, как засияли бы твои глаза. Я ведь знаю, ты обрадовался бы. Если бы ты знал, как я люблю твои глаза - честные и открытые, как у ребёнка. Ты не сердись - я знаю, что ты перенёс, и очень уважаю тебя, но всё - таки глаза у тебя и сейчас открытые и добрые, как у ребёнка. Мой милый, я сегодня оглянулась вокруг и так удивилась: ведь несмотря ни на что будет весна. Небо высокое, превысокое.

Мой милый, я умру без страха. Только больно мне, что не будет нашей любви, Ода никогда не обмелела бы, как истоки наших больших рек. Я говорю себе: смотри, Галя, не дрогни в последнее мгновенье, не смей, ты красивая и гордая. Я всё время думала о том, что я красивая. Это было единственным моим утешением здесь с тех пор, как меня поймали. Они били меня, раздетую, какой - то грязной палкой, а я мысленно твердила; «Скоты, вы даже не знаете, что меня любит Андрей, а он отомстит за меня».