В январе, в разгар крещенских морозов, из города выехал длинный обоз, который мы назвали культурно-просветительным передвижным отрядом. Лектор, врач, агроном и мы, артисты любительского кружка, направились в самые глухие волости нашего уезда. Там жили люди, не зная, что творится не только в далеком мире, но даже в уездном городе, за шестьдесят верст от их деревни. По вечерам они сидели при лучине, которая горела неровным светом, трещала, чадила.
Вспомнил я эту лучину, осматривая Братскую ГЭС. И на склоне лет, оглядываясь на крошечный огонек лучины, виденный в юности, понял, что поколение мое честно прошло свой путь, что отдавало оно силы и кровь свою за будущее счастье на нашей земле.
В этой поездке впервые узнал, что благодарность людская – самая дорогая награда, которую может заслужить человек за свой труд. Мы были вознаграждены сверх всякой меры наивными, увлеченными зрителями, которые, несмотря на жестокий мороз, шли на наши спектакли из окрестных деревень.
...Позже, когда я раздумывал, имею ли право идти в актеры, именно эти воспоминания заставили меня принять решение.
Вскоре группа моих однокашников собралась ехать на учебу в Петроград. Жизнь-то впереди большая – неужто всю ее провести в Нолинске? Потолковали мы между собой и решили: идем в инженеры. Особых дарований за нами не числилось, а профессия солидная, уважаемая.
Один приятель спросил меня:
– А как же театр?
– Там талант нужен настоящий, а не домашние способности.
Да и с чего это меня возьмут? Данных особых нет, а недостатки налицо – застенчивость, например. Правда, в спектаклях она вроде бы пропадала, да ведь это в Нолинске, а в большом городе...
Итак, Петроград. Осенью двадцать первого мы, нолинские парни, всей компанией поступили в Политехнический институт и принялись сокрушать гранит науки. Только у нашего брата, приезжего студента, было довольно трудное житье. Нолинскому землячеству отвели громадную пустую квартиру. Для борьбы с холодом пришлось приобрести две железные печурки, носившие ироническое название «буржуйки». Так что месяцев через пять стал нам видеться во сне наш милый Нолинск.
Вскоре в моей жизни произошли важные перемены. По настоянию земляков, которые не забывали, как я играл в любительских спектаклях в родном городе, поступил я в ИСИ – Институт сценического искусства, совмещая занятия там с учебой в институте Политехническом. В театральном же почти одновременно собрались люди, без которых мы теперь не можем представить себе историю развития советского театра и кинематографа: Черкасов, Меркурьев, Толубеев, Савченко, Шишкин, Полицеймако, Смирнов.
Как и во все времена, мы, молодые студенты, были убеждены, что нашими силами обновится старый театр. Кто собирался стать «реформатором» театра, определился в группу Радлова, передового художника, как мы его воспринимали.
Первый показ нашей работы вместо ожидаемого триумфа принес полный провал. Изобразив внутренний мир героев поверхностно, мы увлеклись полуакробатической манерой сценического поведения, надуманными интонациями. Экзаменаторы оценили новаторские, по нашему мнению, достижения как отсутствие даже первоначального умения держать себя на сцене.
Растерянные, подавленные, мы молча сидели в своей аудитории, думая, что же теперь делать.
Во время этих грустных размышлений в дверях класса появился Павел Иванович Лешков, знаменитый актер Александрийского театра, один из преподавателей нашего ИСИ. Он оглядел всю нашу печальную компанию и поманил меня пальцем.
– Одевайся. Пойдем! – сказал он мне. – Ну, что? Мы – народ отсталый, вы – люди передовые. Доказали, что вам делать в театре нечего! Куда пойдешь-то?
– Не знаю, – прошептал я.
– А ведь я звал тебя в свою мастерскую. Два раза послов посылал. А ты что отвечал? Лешков – отсталый. А я бы из тебя настоящего артиста сделал! Кондрат Яковлев у нас, в Александринке, последние годы играет. Я считал – вот ему замена будет. А теперь тебя и на порог пускать нельзя.
Трудный прожили мы тогда год: учились не гладко и не просто, в трудах до пота, в еде не досыта, с малыми достижениями, частыми срывами и провалами, но полные надежд. Приходилось еще отрывать время от учения, чтобы раздобыть деньги на починку порванных ботинок, штопку протершихся штанов.
Самой доходной была работа в порту. В начале двадцатых годов завязалась у нашего государства торговля с зарубежными странами. Профессиональных грузчиков не хватало. Тогда-то и народились студенческие бригады. Обычно вновь прибывший пароход отдавали на разгрузку какому-нибудь одному институту. Разгружали его с раннего утра до позднего вечера, бегом.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.