Он родился на бешеной скорости, прожил жизнь на бешеной скорости и погиб на бешеной скорости.

В ночь под старый Новый год, с 13 на 14 января 1948 года, молодая испанка Орибе Абад Хермана, одна из тех испанских детей, которых в тридцатые годы приняла как родных, вырастила и воспитала наша страна, и ее муж, московский рабочий Борис Харламов, отправились на маскарад в клуб завода «Красная звезда». И тут Орибе почувствовала себя плохо – у нее начинались роды. За ней приехала «Скорая помощь». И хотя шофер гнал машину на предельной скорости, в родильный дом № 16 они прибыли вместе с дополнительным пассажиром: в пути явился на свет Валерий Харламов...

Ранним утром 27 августа нынешнего года на 73-м километре Ленинградского шоссе произошла автомобильная катастрофа. Можно только предполагать, что именно случилось за несколько мгновений до нее, но известно, что асфальт был мокрый от дождя, а покрытие только что отремонтировали, поэтому дорога была дьявольски скользкой, как тот самый лед, на котором столько лет провел Валерий Харламов. Вела машину его жена Ирина, водитель еще неопытный, она спешила, стрелка спидометра наверняка была около цифры «100». Ирина пошла на обгон автобуса, а когда появился встречный грузовик, резко затормозила и не сумела, видимо, справиться с управлением. Столкновение стало неизбежным. Так погибли Валерий, Ирина и ее двоюродный брат Сергей Иванов... В прощальном слове на траурном митинге перед тысячами людей, перед верными друзьями хоккея и Харламова, собравшимися на Новокунцевском кладбище, я говорил, что Валерий «не знал своего величия». И вот теперь на журнальных страницах я, близко знакомый с ним почти два десятилетия, руководивший хоккейной командой Центрального спортивного клуба армии и сборной страны, где Харламов многие годы был фигурой номер один, бывший в курсе, наверное, всех его забот, проблем, трудностей и надежд, по-человечески друживший с ним, невзирая на разницу в возрасте и положении, так вот теперь я хочу рассказать здесь о том, что Валерий был действительно великим хоккеистом, хочу убедить вас в том, что он не ведал истинных масштабов своего поразительного дарования, никак, никогда, ничем и ни перед кем не подчеркивал своей исключительности и вообще был редкостно порядочным, чистым и честным человеком.

...Мы сидим вместе с его родителями в небольшой комнате их квартиры. Мать, интересная еще женщина, хотя годы и берут свое, вся в черном, ибо не снимает траура с того самого дня... Рядом отец. Мы с Борисом Сергеевичем старые друзья. Он был неизменным зрителем и матчей, сыгранных Валерой в Москве, и очень многих тренировок, всегда провожал сына в хоккейные полеты по белу свету и всегда встречал – и не одного его, а всю команду. Человек очень скромный, тихий, предпочитающий слушать, а не говорить (эти его качества в полной мере были унаследованы Валерием), он, однако, весьма здраво судил о хоккее, и для меня было интересным его мнение.

Прервав тягостное молчание, мы принимаемся говорить. Вспоминаем, как родился, как рос и учился, как умел дружить их сын. И, конечно, как приобщался он к хоккею, как полюбил эту игру на всю жизнь. Для меня было необычайно важно слышать безыскусные, донельзя искренние слова этих людей. Я понимал, что они, десятилетия простоявшие у станка (мама работала токарем, а отец – слесарем), ценили в Валере не столько то, что он трудом и талантом своим достиг огромного успеха, уважения всех без исключения товарищей, всемирной славы, сколько то, каким нежным и любящим сыном он был, верным мужем, заботливым отцом. Они не просто вырастили сына, они все отпущенные ему 33 года жили его интересами, он был для них и смыслом существования, и гордостью, и счастьем.

И именно им, родителям, безутешным в своем горе, я впервые начал высказывать то, что думаю о человеческой и спортивной уникальности, о необычайности Валерия.

Харламов был просто-напросто создан для хоккея, весь, что называется, «заряжен» на эту мужественную, хитроумную, скоростную игру. Он выходил на лед вместе с замечательными мастерами хоккея – лучшими из лучших в огромней нашей стране, где сотни тысяч мальчишек, юношей и даже взрослых мужей любят надеть коньки и погонять клюшкой юркую шайбу. Он сражался с чехословацкими, шведскими, американскими асами хоккея, со знаменитыми, крайне опасными и чрезвычайно умелыми канадскими профессионалами. И он блистал ярче всех в этом окружении «звезд», был сильнейшим среди сильнейших, первым среди равных.

Когда он был приглашен на финал кубка Стенли в Канаду, весь переполненный до отказа огромный ледовый стадион приветствовал его стоя. «Суперзвезду» хоккея, как его называли, узнавали на улицах Монреаля и Праги, Стокгольма и Москвы. Да что там! Теперь уже можно говорить о том, что канадские хоккейные менеджеры довольно недвусмысленно заявляли и в частных беседах и в интервью для печати, что мечтают заполучить Харламова к себе. Назывались даже фантастические цифры его предполагаемых гонораров, превышавшие для сравнения годовое жалованье президента США и превышавшие суммы, выплачивавшиеся самым знаменитым канадским «профи». Сведения такого рода, разумеется, доходили до Валерия, но он – и это показательно для его характера – никогда и словом не обмолвился, что знает об этих лестных предложениях, не бахвалился, как иные из его коллег, обласканных славой.

В чем же, собственно, состояло дарование Харламова, почему его считали сильнейшим форвардом этой самой популярной в мире игры? Он владел в необычайной степени тремя скоростями: взрывной быстротой передвижения и маневра на льду, молниеносной быстротой реакции на малейшие изменения игровой ситуации и поведения партнеров и соперников, нестандартной быстротой тактического мышления. Эти три способности, в отдельности встречающиеся у многих, создавали в хоккейном творчестве Валерия удивительнейший сплав.

Но и это далеко еще не все. «Обводка Харламова» – это уже почти легенда. Перехитрить, переиграть в единоборстве не одного, а нескольких противников, и не единожды, а снова и снова, с легкостью поразительной и внушающей соперникам неуверенность и почтение, – этим был славен Харламов. Вспомним, как он в Москве, в решающем матче со сборной Канады, командой, составленной из звезд профессионального хоккея, один, да, один принес нашей команде победу. Первого канадца он обвел своим коронным финтом – обманным кивком головы в сторону, отчего тот кинулся наперерез, туда, куда Валерий и не собирался двигаться. Второго, который намеревался на подкате столкнуться с Валерием, он обыграл, резко затормозив и одновременно развернув туловище, так что противник промахнулся и пролетел миме. А третьему он показал, что якобы потерял шайбу, умышленно отпустив ее от крюка клюшки, и, когда канадец дотронулся до шайбы, предвкушая, видимо, радость оттого, что отнял ее у самого Харламова, наш форвард налетел на него, ударом плеча опрокинул на лед, овладел шайбой и оказался один на один с вратарем Чиверсом. Как бы шутя, чуточку даже игриво приблизился Валерий к опытнейшему голкиперу канадцев, сделал замах клюшкой и выпад влево с явным намерением пробить в правый от вратаря угол ворот. Его финт, положение тела, его глаза и веселая улыбка были до того естественными, что вратарь просто не мог не поверить в очевидность харламовского замысла и начал смещаться вправо. Но Валерий сыграл иначе – неуловимым движением он послал шайбу верхом в левый угол ворот.

Описать его действия в этот незабываемый момент вроде бы не слишком сложно. Но сыграть так против столь сильного противника – это почти невозможно. Буквально не веришь своим глазам. А между тем Харламов делал подобные вещи не раз. Мне могут возразить, что это, мол, индивидуальная особенность Валерия, что в лучшие его времена он был действительно чемпионом обводки – и только. И только? Все мы когда-то считали, что знаменитый финт Анатолия Фирсова «конек – клюшка» так безукоризненно чисто может выполнить только он сам, прекрасный, талантливый хоккеист. Но однажды в ответственном матче внутреннего чемпионата, когда ЦСКА играл со «Спартаком», Харламов вдруг показал нам с блеском исполненный этот прием, да еще и обогащенный активным силовым единоборством, – и противник оказался на льду, а Валерий уже мчался дальше, к воротам, к победе.

Существует, хотя и довольно условное, деление мастеров хоккея на игроков коллективных и индивидуальных. Виртуоз Харламов вроде бы должен был считаться по этой классификации закоренелым индивидуалистом, чуть ли не эгоистом на площадке. Но до какой степени это несправедливо по отношению к нему! Вот уж кто умел по-детски непосредственно радоваться удаче товарища, да не просто радоваться ей, а изо всех сил помогать рождению такого успеха, буквально создавать его самому!

Пас – выверенный, ювелирно точный, скрытый от противника и известный партнерам – был изобретен в нашем хоккее довольно давно. Его применял еще Николай Хлыстов, игрок команды «Крылья Советов» и сборной страны, на заре освоения ледяной коробки. Отлично использовали его Александр Альметов, Александр Уваров, Анатолий Фирсов, Борис Майоров, Владимир Викулов, Александр Мальцев и многие другие. Но так искусно, так творчески и хитро, как делал это Харламов, пасовать никому не удавалось.

Он влезал в самое игровое пекло, угрожая молниеносной обводкой нескольких соперников, создавая реальную опасность взятия ворот. Противники отчаянно наваливались на него всей кучей, пытаясь блокировать его, отнять шайбу или просто сбить с ног, и это освобождало от опеки партнеров Харламова. А он в какое-то мгновение скрытым, «кистевым» броском пасовал товарищу по команде, находившемуся в выгоднейшей голевой позиции. Для такой комбинации мало самой изысканной, отточенной техники, тут необходимо обладать особым зрением, позволяющим видеть всю площадку, всех соперников и всех партнеров одновременно, тут надо уметь со скоростью самого современного компьютера просчитать все мыслимые варианты, выбрать лучший и реализовать его – либо сыграв самому, либо отдав шайбу товарищу, но не тому, кого подозревают и стерегут противники. Именно творческим восприятием уроков Харламова можно во многом объяснить яркую, тонкую и сложную игру нынешних перспективных молодых форвардов Владимира Крутова, Сергея Макарова, Сергея Шепелева.

Валерий был, с моей точки зрения, большим психологом в хоккее, его отличали не только ясность и остроумие собственного замысла, но и умение с легкостью разгадывать замыслы соперников. Со стороны казалось даже, что он заранее знает все, что может придумать хоккеист, кидающийся ему наперерез. Харламов на льду был постоянно, ежесекундно готов к единоборству, быть может, оттого он и был напрочь лишен стремления к конфликтам в жизни. Его терпение, добродушная снисходительность просто удивляли нас. Я помню, как однажды канадцы устроили форменную охоту на него. Цель была проста и понятна – травмировать Валерия так, чтобы он не смог участвовать в дальнейшей игре, и тем обеспечить канадской команде шансы на победу. На роль «костоломов» были приглашены опасные люди: Кларк и Круэ. Кто помнит крупно показанные по телевизору лица этих «профи», тот поймет, что это за ощущение – все время чувствовать, что тебя ищут и твоего увечья добиваются такие типы. Но и Харламов был не прост и сделан отнюдь не из одуванчиков. Однако как-то раз им удалось довольно сильно сбить его на лед. Ребята в один голос говорили мне, что это не просто столкновение, что канадцы собирались не использовать силовые приемы, разрешенные правилами, а сломать Валеру. Я спросил его самого, так ли это, но он сказал, что ничего особенного не произошло и что это он виноват, коли не нашел противоядия против грубости. Уже после его гибели мне довелось говорить на эту тему с Бобом Халлом и его коллегами, известными канадскими хоккеистами, и они признали справедливость моих предположений. «Я тоже никого не бил, как и Харламов, – сказал Халл, – и я понимаю, как это трудно...» И я увидел, что во рту у канадца не хватает больше половины зубов, а на лице – десяток шрамов. Халл покачал головой: такова, дескать, спортивная жизнь.

Ну нет, спортивная жизнь такова, каковы люди, посвятившие себя спорту! Валерий был истинным рыцарем хоккея – благородным до конца, за что его уважали и любили все, кто выигрывал у него и кто проигрывал ему. Он не любил поражений. Не мог смириться с тем, что чужая команда сильнее его команды. И когда ЦСКА или сборная времен Харламова проигрывали, соперники боялись следующего матча больше прежнего. Знали, что на лед выйдут Михайлов, Петров, Харламов – великолепная тройка, не сломленная поражением, а, наоборот, набравшаяся новых сил, новой отваги, новой непримиримости в борьбе за победу. Это было не непомерное честолюбие, хотя и в нем для спорта нет ничего ужасного, а в чистом виде явленный азарт. Мужество бойца, не умеющего сдаваться на милость победителя.

И еще это было уважение к зрителям. Хоккей – это всегда спектакль с сюжетом, не известным заранее никому. Сплошь и рядом матчи любого уровня и ранга преподносят сюрпризы, поражающие даже знатоков. За то, наверное, и любят эту игру во всем мире. Так вот Валерий ценил доверие зрителей, пришедших на стадион, чтобы посмотреть на его игру. Он считал глубоко недостойным схалтурить, поберечь свои силы, когда команда буквально ложится костьми, избежать силового единоборства с соперником, превосходящим в габаритах и в весе. Он никогда не пытался применить коварный, нечестный прием, не помню случая, чтобы он нарочно стукнул кого-нибудь клюшкой или коньком, даже просто оттолкнул плечом, если толчок этот не был вызван прямой необходимостью овладеть шайбой или уберечь ее. Валерий никогда не спорил с судьями и редкие наказания – удаления на две минуты – сносил сдержанно и терпеливо. Он был корректен еще и потому, я думаю, что понимал: судья может не заметить, тренер может просмотреть, товарищи по команде могут не понять, а публика... Публику не проведешь. Не случайно мало кто из самых одаренных хоккеистов пользовался у многомиллионной хоккейной аудитории такой любовью и таким уважением, как Харламов.

К своей популярности он относился так же просто, скромно и деловито, как к любому делу или обязанности. Часами, не ленясь, он ставил автографы поклонникам хоккея. Щедрой рукой раздавал значки мальчишкам и взрослым. Всесоюзный клуб «Золотая шайба», объединяющий сегодня огромную армию юных хоккеистов, многим обязан Валерию. Безотказно ездил он на десятки выступлений в год, рассказывал слушателям о любимой игре, откровенно отвечал на вопросы. Особенно любил он встречаться с молодыми рабочими и солдатами, с детьми. И они отвечали ему тем же. Как в театр ходят «на Уланову», «на Яншина», «на Лемешева», так и на стадион ходили «на Харламова».

Есть тренеры, которые считают, да еще и публично объявляют, что это они сами, лично и персонально, воспитали выдающегося игрока или создали непревзойденную команду. Не в ладу я с такими коллегами. Если ты настоящий тренер, то знаешь истинную цену своему содружеству с настоящими игроками, творческими, самоотверженными, талантливыми. Понимаешь, что ваши взаимоотношения не могут приносить пользу кому-то одному. Осознаешь, что невозможно, как бы много ни вложил ты в это сил, души, времени, просто немыслимо создать команду-победительницу в одиночку. Да, ЦСКА и сборная при Харламове довольно редко терпели поражение, да, нечасто Валерию приходилось скрывать горечь проигравшего и испытывать жажду реванша. Но хоккей подобен хоровому пению, ни один дирижер и ни один солист, как бы велики ни были их заслуги, не могут относить творческое достижение всего коллектива только на свой счет. Это знал Валерий, знали его товарищи, знал и я.

Мальчишкой, поступая в хоккейную школу нашего клуба, Валерий прибавил себе год – так ему хотелось попасть к нам. Он был зачислен в группу тренера Вячеслава Тазова, но вскоре его вполне невинный и объяснимый обман раскрылся, и Валеру перевели в группу тогдашнего начальника школы, тренера Андрея Старовойтова, который занимался с ним около четырех лет. Естественно, заметил парня и я, поскольку как руководитель хоккейного коллектива контролировал учебный процесс и обязательно принимал участие в наборе новичков, присматриваясь не столько к их атлетическим данным или умению кататься на коньках, сколько к тому, горят ли у парня глаза, видно ли, что он одержим желанием стать настоящим хоккеистом. Всего этого в Харламове было, как говорится, через край.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.